* * *
– Гастон, вы зачитались, кофе остынет.
– Да-да, – профессор с досадой отложил в сторону журнал, кончики губ поползли вверх, что должно было означать улыбку.
– Уж очень занятная статья польского математика: интересно трактует одну из теорем Пуанкаре. Как же его фамилия, – заглянул в оглавление, с трудом выговорил, – Ближ-неф-ски…
Лысоватый, с длинным носом, профессор Будар, возглавляющий кафедру высшей геометрии, пренебрежительно сморщился:
– Очередной гений! Сколько уже этих интерпретаций. Странно, что до сих пор никто не изъявил желания взяться за гипотезу Пуанкаре, поистине центральную проблему математики и физики.
– Да-да, – подхватил сидящий рядом коротышка, подобострастно заглядывая в глаза заведующего кафедрой, – гипотеза – гениальная попытка понять, какие формы может принимать вселенная, но, увы, это совершенно невозможно представить себе наглядно!
– Почему же, месье – официант аккуратно расставил на столике заказанные овощные блюда и, вопреки традиции, позволил себе улыбнуться, – любой пекарь, работающий с эластичным куском теста без разрывов, каждый раз наглядно доказывает справедливость знаменитой гипотезы. Другое дело, что для строгого доказательства её пока нет соответствующего математического аппарата, и на его создание может потребоваться не одно десятилетие…
Будар дернулся, возмущённый наглостью официанта, а Этьен Гастон радостно захохотал:
– Верно, приятель! Ты недурно разбираешься в математике. Откуда такие познания?
– Когда-то я учился у мадам… – Алесь назвал фамилию Аннет. – Правда, это было давно.
– И с тех пор? – молодой профессор внимательно посмотрел на странного официанта.
– С тех пор я кое-чему научился сам. Вы только что читали мою статью в журнале.
С этого дня мадам Дени потеряла надежду пристроить свою племянницу замуж, хотя и не потеряла постояльца, а Алесь приобрел личного врага в лице профессора Будара и должность преподавателя на Факультете естественных наук Сорбонны.
* * *
…За окном мансарды нежно и прозрачно звучала скрипка. Мальчонка лет десяти в широких штанах чуть ниже колен, кургузом пиджачке и старом потёртом цилиндре играл Дебюсси. Ему аккомпанировал седой высокий мужчина. Тонкие пальцы перебирали клавиши аккордеона, синие глаза неотрывно следили за юным скрипачом. Там, где мелодия взлетала вверх, мальчик тоже вытягивался в струнку, зажмуривался, словно вместе со смычком трепетала его маленькая душа, а старик с аккордеоном завороженно кивал, пряча набегающие слезы.
