…Сентябрь тридцать девятого опять изменил устоявшуюся жизнь.
– Эх, хороша Маша, да не наша, – энкавэдэшник с тремя «шпалами» на краповых петлицах растягивал меха гармошки и посмеивался, глядя, как его спутник старательно обхаживал Марысю. Молоденький армейский лейтенант Костров, которого неизвестно зачем приставили к нему сопровождающим, чем-то напоминал капитану его самого лет двадцать назад.
– На речке, на речке, на том бе-ре-жёч-ке…
Вздыхала, рвалась из-под пальцев гармониста песня, теряясь в мелком осеннем дождике, который вроде и незаметен, да усерден. Столбом поднимался дым тлеющего костра, разнося запах палёных листьев, за плетёной оградой краснели стволы сосен, утыкаясь своими лохматыми верхушками в хмурое, серое небо.
Песня прервалась истеричным, взахлёб, лаем собак на подворьях. Начал Рыжий – молодой, глупый пес тетки Стефании, за ним и другие подхватили. Марыся, задержавшаяся в поле и только теперь севшая ужинать, выскочила из-под навеса, взметнув колоколом широкую юбку. Прихрамывая, подбежала к ограде и застыла, до боли закусив губу: два низкорослых красноармейца в серых, выгоревших гимнастерках, тыча в спину винтовками, вели польского офицера. Тот, высокий, в отлично сидящем мундире, с подчёркнуто прямой спиной, шагал, подняв голову, не глядя по сторонам.
– Никак паненка залюбовалась? – с обидой съехидничал лейтенант.
– Jeszcze Polska nie zginela[35], – так звонко отчеканила Марыся, что польский офицер обернулся.
Ева, сидевшая на ступеньках крыльца рядом с гармонистом, вскочила:
– Марыська, иди до батьки, давно кликал, помочь ему треба.
Гармонист потянул за украшенный вышивкой рукав полотняной сорочки:
– Сядь, Ева, не бойся, ничего с твоей дочкой не случится, – положил руки с крепкими мозолистыми ладонями сверху на гармошку, упёрся в них подбородком, помолчал.
– В кого она у тебя такая упрямая? В отца?
– Глупая ещё, – неохотно ответила Ева. – Отца, почитай, и не видела, без него росла, пока он по полюбовницам в Варшаве швендался. Я на Опытной станции у профессора сутками робила, кабы она на операцию в Варшаву съездила, думала, с ногой помогут… Не помогли, зато красивой жизни там нагляделась. Молодая, и самой того же хочется.
– Что вскинулась-то так? Знакомый какой? Кавалер?
– Высокія парогі не на нашыя ногі[36], – по лицу Евы пробежала невесёлая усмешка, – бацька его из «осадников» – отличился в прошлой войне с Советами, вот и наделили его усадьбой Близневских. Там они такую гаспадарку
