Он рухнул на колени. Горло разрывалось тошнотой и холодом. В глазах потухла вселенная. Скулы покрылись подкожным инеем.
Один охотник исступлённо бил его ногами по голове, целясь носком сапога в висок.
Второй душил моряка медленно и искусно. Кровь закапала на белый снег – верёвка порезала кожу на шее. Криволап припорошил пятна и тут же отошёл в сторону, в тень.
Первый охотник оскользнулся, упал и расхохотался. Смех разнёсся над могилами. Дремавшие вороны вспорхнули и недовольно каркнули известные им одним ругательства. Душитель суеверно перекрестился и на миг ослабил удавку. Чай захрипел сквозь снег, облепивший лицо.
– Снимите с него одежду, – приказал Криволап.
Готтоффа быстро раздели донага. Хохочущий охотник аккуратно сложил всю одежду, проверил инициалы на белье и упаковал вещи в непромокаемый мешок.
– Мне тело целым не нужно, – отдал последнее распоряжение Криволап и пошёл прочь с кладбища, на ходу заметая свои следы еловой веткой. Прежде чем покинуть некрополь, он заглянул к склепу покойной жены губернатора и оставил на пороге корзинку с пирожными эклер.
Охотники постелили на снег плотную парусину и переложили на неё Готтоффа. Достали разделочные ножи…
– Не беспокойтесь, ваша светлость, – забурчал Хохотун. – Не замараетесь.
Свежий могильный холм всколыхнулся. Крест затрещал, заваливаясь набок.
Душитель нервно огляделся, выставив перед собой нож.
Хохотун крепко сжал ногу Готтоффа и весь обратился в слух.
С могилы медленно сползал снег. Заледеневшие почерневшие цветы рассыпались с тихим звоном.
– Матерь Божья – святая заступница! – заверещал Хохотун и взмыл в воздух.
Луна ярко осветила оживший холм. Из него на свет тянулись жирные упитанные червеобразные пальцы.
В три прыжка Хохотун был у кладбищенской стены и крепко вжался в неё спиной. Деревья вцепились в него ветвями, и он брызнул каплю мочи в исподнее.
Душитель напротив – подкрался к могиле и с размаху резанул ножом по загробным пальцам. Он занёс секач ещё раз и обмер, увидев, что к нему – шатаясь и опираясь на крест, как на костыль, – идёт побирушка Николка в грязном саване, которого он лично неделю назад проводил в последний путь на этом самом кладбище.
– Николка! – взвизгнул Душитель.
Побирушка уставился в него невидящими глазами, вытянул чёрную руку и глухо прошептал:
– Дай хлеба!
Душитель швырнул свой нож в восставшего мертвеца. Рука охотника состарилась до срока, и мышцы одрябли, поражённые страхом. Нож вонзился в землю в аршине от его собственных сапог.
