– Благодарю.
Офицер смотрел попеременно то на Готтоффа, то на Анастасию и нервно потирал побелевший от напряжения кулак.
– Вы знаете… – продолжал он как можно развязней.
– Нет, не знаю, – Анастасия даже не взглянула на него. – Оставьте меня, пожалуйста, мне надо многое обсудить с моим…
Воцарилась пауза.
– Женихом, – сказала она прямо в лицо офицеру. Тот зашипел удивлённо и уполз молниеносно в тень, где тут же спарился с себе подобной особью из городских сплетниц.
– Хороший парень, – неискренне соврал Чай.
– Ой, оставьте! – барышня махнула нетерпеливо рукой.
– Нет, правда, – продолжал нести чушь Готтофф от робости.
– Он бы ударил вас по лицу, если бы не я, – засмеялась Анастасия.
– Не посмел бы… – моряк обиделся.
Он уже сто раз пожалел, что пришёл сегодня на бал к губернатору.
Чай решительно схватил бокал с шампанским. Барышня легко перехватила бокал из его руки и вылила содержимое в кадку с пальмой.
– Идёмте со мной.
Она взяла Готтоффа под руку и…
Лакеи по команде потушили одновременно все свечи в зале.
Воцарилась полная тьма.
Его сиятельство повернул тумблер на стене, и зал залил яркий электрический свет. Эффект был так неожидан, что главный полицмейстер, по случаю темноты набивавший карманы закусками, был пойман с поличным и громче всех смеялся губернаторской шутке.
Анастасии и Чая в зале уже не было.
Барышня демонстрировала моряку литографии с изображением Венеции.
– Огородов не видно, – сомневался в правильности выбора Чай.
– Какой вы, право, наивный! – Анастасия листала страницы, отыскивая заинтересовавший её ранее дом.
– Как же без хозяйства? – настаивал Готтофф.
Она нашла то, что искала. Дом был похож на огромную медузу и, огорода при нём не было.
– Ну, не знаю… – затянул Чай.
– Вам там не жить! – успокоила его барышня.
Чай отвлёкся на детские игрушки, разбросанные по комнате. Со столика на него таращился клоун с вытаращенными кровавыми глазами и спрашивал детское сердце протянутой клешнёй.
– На боцмана похож, – усмехнулся моряк.
Он взял клоуна в руки, повертел, подёргал его за конечности и оторвал одну.
– Бросьте!
– Ещё можно исправить… Он, наверное, вам дорог.
– Нет. Я совсем не помню его.
– Жалко…
– Мне здесь ничего не жалко. Я ничего не узнаю в своей комнате. Мне кажется порой, что здесь жила совсем другая девочка, а не я, так мне всё чужим видится.
Барышня открыла шкаф и высыпала целый ворох кукол, петрушек, оловянных солдатиков, плюшевых зверей и кожаных мячей.
– Это всё чужое!
Готтофф в детстве имел всего одну игрушку – деревянный чурбан, который начал вытачивать в некое подобие бобра его отец, а до этого его дед, а до него его прадед, и так несколько поколений, и никто дальше зубов не продвинулся.
