Венецiанская утопленница | страница 35



– И в Бога не веришь? – компания испугалась за его бессмертную душу.

– Не верю, – пускал Филька чертей одним глазом.

– А в сатану веришь? – Петя на всякий случай отодвинулся подальше.

– Я сам сатана! – заревел Филька и совершил нечто страшное, никак не укладывающееся в голове его сотоварищей.

Он встал во весь свой рост, отпихнул Матрёну и тут же просто из горла выпил полведра казённой водки за несколько жадных глотков.

Бом! Колокол констатировал наступление вечера.

Бом! Бим! Бом! Бом!

– Побойся Бога, – зашептал солдат. Собачка грустно завыла.

Бом!

Филька вылил последние капли из бутыли себе на бороду и зашвырнул её далеко в канал.

– Вот же ж нехристь! – Матрёна проводила взглядом бутылку до самого дна.

Извозчик самодовольно захохотал.

В этот миг в воздухе прожужжала чёрная пчела. Филька хлопнул себя по щеке и рухнул срубленным деревом на солдата.

Когда его перевернули, оказалось, что извозчик уже не дышит. Нищие перекрестились и отступили от тела на несколько шагов. Матрёна сама себе дала слово, что уходит на богомолье по святым местам. Солдат поклялся себе к цирку пристать, если будет такая возможность. Слепой Петя никому ничего не обещал. Он выпучил карие глаза и огласил пространство истошным криком:

– Есть Бог на земле! Чтоб мне издохнуть!

И побежал в храм грехи замаливать. За ним следом понёсся солдат. За солдатом Матрёна. За Матрёной пыль заклубилась и следы занесла.

Собачка обнюхала тело Фильки, лизнула его в обветренные губы и бросилась догонять хозяина.

В этот день отец Никанор впервые промахнулся. Он целил в солдата, так как терпеть не мог, когда животных мучат.

8

Солнце печёт макушки горожан. Большая толпа под лазаретом стоит, задрав головы. Ждут доктора.

Есть слух, что моряка зарезали. Волнение в толпе. Кто говорит, мол, так и знал, иначе это и не могло закончиться. Бабушки вспоминают вслух, какой моряк был красивый. Студенты ходят группами и вступают во всякие разговоры, чтобы тут же конфликтовать и спорить. Городовой затыкает рты взглядом, но и он изредка бросает нежный взгляд в сторону больничного окна.

На столе в операционной горит стерильным светом хирургический инструмент – молоток, пила, ланцет. Хирург спит на полу, укрывшись окровавленным халатом. Семнадцать с четвертью часов операции позади. Приказано не будить доктора до завтрашнего дня. Дежурная нянька моет пол вокруг него и шипит на кошку, пришедшую из трактира на запах спирта и хлора спросить чего-нибудь поесть.