Я мрачно подумала: но это не он о тебе заботится, а я.
– Так что, когда мы с Адамом почувствуем, что я достаточно окрепла, я вернусь домой. – Зевнув, она посмотрела на часы.
– Конечно, Памела. Вам нужно будет уехать только тогда, когда вы почувствуете, что готовы. Мало ли что с вами может стрястись, когда вы одна. Даже думать об этом боюсь. Я имею в виду – вы же можете слечь в любое время, так что нам нужно проявлять большую осторожность.
Произнося «слечь», я изобразила пальцами кавычки. Не знаю, отчего она стиснула зубы: от этого или от того, что я снова назвала ее Памелой.
– Уже поздно. Идите ложитесь. А я подожду Адама, – продолжала я. – Вы правы. Мне, конечно, не стоит укладываться, пока он не пришел. Никогда не знаешь, что ему понадобится. Или захочется.
Мы обе знали, что я выиграла одно очко, хотя она и не подала виду.
– Вот и умница. – Она ловко встала с дивана.
Я смотрела, как она потягивается, подняв руки высоко над головой. При Адаме она никогда бы не стала этого делать – из опасения показать, какая она гибкая и подвижная на самом деле. Она стала настоящим мастером по части таких обманов: я заметила, что при нем у нее слегка меняется манера поведения, облик, проявления всяческих бытовых навыков, даже голос.
– Проследишь, чтобы с ним все было в порядке? – спросила она.
Я кивнула.
– И если окажется, что он пил, не заводись. Иногда он может себе позволить сорваться с поводка.
Я посмотрела на нее и недоверчиво покачала головой. Может, ее брак с Джимом вовсе не был таким, каким она старалась его изобразить. Я не могла представить ее в роли забитой жены, угождающей всем капризам и прихотям деспота-мужа. Для этого у нее слишком твердый характер. Но, возможно, лишь утрата мужа наделила ее такой силой. Ей наверняка пришлось порядочно напрячься, чтобы нормально вырастить своих двух мальчишек. Я вот наверняка бы с этим не справилась. Чего там, я даже вообразить такого не могла. Может, так и возникла эта ненормальная связь? И ей кажется, что нить порвется, если у ее сыновей будут обычные отношения с женщинами. Какая-то частица меня была даже готова начать ей сопереживать. Этой частице хотелось бы, чтобы я села рядом с ней и сказала, что не собираюсь уводить у нее сына. Что она останется частью его жизни, нашей жизни. Зачем это перетягивание каната – когда обе мы все время словно пытаемся доказать, кого Адам любит больше? Так бы я ей сказала. Но потом я вспомнила все ее слова и поступки, все те обиды, которые она мне причинила и в которых не было ну совершенно никакой необходимости. Мы могли бы подружиться. Господи, да она могла бы даже, что называется, обрести во мне дочь. Однажды она мне призналась: мол, она жалеет, что у нее нет дочери, ей очень этого не хватает. Да, такой шанс был. Теперь он упущен – исключительно по ее вине. Ну ладно, если она хочет, так тому и быть. Но я не позволю ей меня сломать. Тем более в моем собственном доме. Она должна уйти.
