– …Дети?
Сара бросила спичку, притопнула свет ногой. Поздно.
Куколка в его руке завертела безротой головой.
Шурка задним краем сознания видел, как Майор глядит себе на запястье последний раз. Мечет прочь недокуренную папиросу. Оранжевый огонек канул за парапет. Пшикнула? Не слышно – стучат волны – звонко бьется о низкую арку их эхо. В арке – воздушный проем и Нева. А потом Майор поворачивается, уходит…
Нет-нет. Еще не полночь! Еще не поздно!
Какой только палец сначала? Средний? Указательный? Мизинец? Господи, сколько ж пальцев. Сколько страниц! Что он решил? Мойка? Канал? Фонтанка? Нева?
Куколка уже толкалась в его кулаке. Таращила начерченные углем глаза. Страницы начали зыбиться и сквозить. Шурка вырвал пятерню из книжки. Выдрал страницу не глядя, бросил на пол. Отпихнул Сару:
– Домой!!! – заорал ей в лицо.
Куколка, перебирая уголками платка, как лапками, сбежала по его штанине. Внизу квадратно серел листок. Булькнуло, как будто на полу была не бумага.
«А если я не пролезу в рамку?» – было последним, что подумал Шурка, отрывая ноги в прыжке.
Последним, что ощутил, была рука, вцепившаяся в хлястик его куртки. А потом его до бесчувствия стиснул холод.
Потом сдавило голову. Шурка понял, что лезет в узкую нору, точнее, его прет туда какая-то сила. «Треснет», – успел подумать про свою голову Шурка, и мысли прекратились. Он лишь чувствовал, как сила тянет его, вытягивает, как голова стала похожа на дыню-торпеду. Потом – на кабачок. Потом отпустило. Ударило по всему боку от щеки до бедра. Мысли снова вспыхнули. И первой была: «На меня упал мешок картошки». Вторая: «И сверху – рюкзак». Тяжесть не давала вздохнуть.
Под щекой был асфальт. Шурка колотил ногами и руками, силясь выползти из-под придавившего его груза.
Мешок картошки кряхтел.
– Да слезьте вы уже с меня! – заорал Шурка. И Елена Петровна неуклюже скатилась вслед за Сарой. Все трое поднялись.
Елена Петровна озиралась, соображая, где они. Шурка же знал это наверняка: на набережной. Если припустить отсюда прямо сейчас, еще можно успеть.
– Что за хулиганство? – медной трубой заревела завуч.
– Елена Петровна, пожалуйста, – взмолился Шурка. – Я знаю, вы меня ненавидите. Но только сегодня – помогите. Отведите Сару домой. Мне… Мне очень нужно.
Сара, запрокидывая голову, разглядывала набережную, на которой раньше не бывала. Сонной громадой высилось здание Академии художеств. Линию гранитной набережной пересекали два остроголовых силуэта: сфинксы на своих постаментах. А за ними – ничего. Чернота. Гранитный парапет, казалось, был краем света. Ветерок зря старался сдуть намертво приколоченные звезды. Гладил против шерсти Неву. Какой-то добавочный плеск оттуда говорил, что в темноте стоят военные корабли. Но Елена Петровна не залюбовалась. Она поправила юбку. Потом щипнула невидимую под плащом и свитером розовую лямку. Сдула со лба прядь – и наконец, посмотрела на Шурку. – Помочь? Антиобщественное поведение, дурная успеваемость, курение. И вдобавок нарушение комендантского часа. Поздравляю. Дефективный класс тебя ждет. Обещаю.
