Он не верил своим глазам. Даже подошел к стене поближе.
На розовых выцветших обоях можно было разглядеть бордовый квадрат – здесь узор не выцвел, был темнее. Торчал ненужный гвоздик. «А вы мой половник не видели? Куда подевался? Не пойму… Уж обыскалась» – все летал по квартире голос тети Дуси. Стукался о стены коридора. Выкатился из кухни, потом затих в уборной.
Не может быть.
Шурка кинулся к двери. Прислушался. Приоткрыл щель, убедился. Выскочил, тяжело дыша, как будто взбежал на шестой этаж.
Этого не может быть.
Она же только что была здесь.
Картина. Та самая, у которой сел и завыл Туз Треф. Та самая, раму которой так пристально изучал сыщик, прямо носом по ней водил, будто надеялся унюхать то, что не смогла собака. Какой-нибудь час назад!
Картины больше не было.
– Фух, – тетя Дуся выкатилась из уборной. Заметила его. – Слушай, Шурка, а ты мой половник не видел?
– Нет.
– Никто не видел! Вот зараза. Прямо как сквозь землю провалился, проклятый. У меня щи дошли. Мне щи мешать, а половника – нет. Прямо везде уже посмотрела. И в логичных местах. И в нелогичных. Прямо будто его агенты тоже уволокли.
– Агентам-то половник зачем?
– А кто их разберет. Картину же с собой утащили.
– Какую? – машинально пробормотал Шурка.
– Ну, что у меня висела.
– Ее забрали милиционеры? Зачем?!
Та пожала мощными плечами.
– Отпечаток, сказали. След. Ну, пусть ищут, раз след. Сыщики-пинкертоны. Им видней… Ах, да вот же он! – завопила вдруг.
Половник за ушко висел на руле велосипеда, пришпиленного к стене коридора, как гигантское железное насекомое.
– Точно! – ликовала тетя Дуся. – Я ж варить как раз начала. Ну а тут все: Бобки нет! Я и рванула с кухни. Все мечутся, ну и я заметалась. А его, значит, сюда сама, видать, и повесила.
Она неправильно истолковала его сведенные брови.
– Выше нос, Шурка! Рано хмуриться. Видал? Угрозыск подключили. Сам Зайцев прикатил. С собаками рыщут. Вот-вот Бобку найдут, – назидательно воздела половник. И пошла обратно на кухню, трубя: «Нашла! Угадайте где!»
Но «вот-вот» Бобку не нашли.
Квартира спала.
Шурка перевернулся на другой бок. Мысли посыпались, как колючие стеклышки в калейдоскопе. Сложились в новый узор: «А что если это – сегодня?»
Полночь – такое заковыристое время. В зависимости от того, с какой стороны на нее смотреть, получаются два разных дня. Вернее, ночи. Ночи пятницы. Только Майор с его гнусным чувством юмора мог назначить встречу «в пятницу» и «в полночь» одновременно. «То есть?» – только сейчас понял подвох Шурка.
