— Мог бы и соврать, — говорит Джек, водя пальцем по буквам, из которых складывается имя Сельма.
— Ты о чем?
— Ты мог бы соврать и сказать, что тебе есть восемнадцать, и тогда нам не пришлось бы жить в приемной семье.
— Нет, Джек. Это слишком большой риск, потому что нас могут разделить, и я не хочу быть пойманным на вранье. После всего, что для нас сделал Фил, я не могу нарушить данное ему слово не врать.
Я поднимаю глаза в небо. Над нашими головами пролетает косяк канадских гусей в форме буквы V. На дворе август, но осень не за горами. Изабель сказала, что осень может настать и закончиться буквально за один день. Я представляю, как эти гуси в поиске теплых вод пролетают над дорогой, по которой мы недавно ехали. Жизнь была бы намного легче, будь у нас крылья.
Тут из здания газеты вылетает Изабель, будто она тоже канадская гусыня, которая куда-то очень торопится.
— Моя подруга сегодня на смотре танцоров, который только что начался. Встретимся с ней там.
— Изабель, а с нами-то что? — спрашиваю я.
— А? Вы что, вдруг куда-то заторопились? Подождете уж, пока танцы кончатся, — отвечает она.
Джек вскидывает брови и, глядя на меня, качает головой, но я знаю, о чем он думает, потому что в моей голове проносится та же мысль. Мы оба будем скучать по Изабель.
Глава тринадцатая. Колокольчики в бутылке из-под виски. Руфь
Осень в самом разгаре;
Позолота берез и дубов,
Клюквы сочный багрянец,
Смородины факел,
Кипрейный пушок,
Персика цвет и лосося.
Энн Шандонне[29]
Прошло уже несколько недель с тех пор, как я получила от Сельмы письмо, в котором она сообщала мне, что Дамплинг в коме. Беспокойство о Дамплинг занимает все пространство в моей голове, даже то, которое я использовала, чтобы размышлять, действительно ли Хэнк существует. Я хочу позвонить домой и узнать, в каком состоянии сейчас Дамплинг, но сестра Бернадетта говорит, что международные звонки строго запрещены. Я пыталась написать письмо, но что я могла в нем сказать? И если Дамплинг в коме, она все равно не сможет его прочесть.
Дамплинг — единственная, кто удосужился со мной попрощаться. Конечно, бабушка не стала провожать меня на автобус той ночью, когда я уезжала из Фэрбанкса, потому что соседи могли подумать что-то не то. Бабушка хотела преподать мне урок, и в каком-то смысле ее упорство вызывает восхищение. От этого, конечно, не легче, но я хотя бы узнала, где она выросла.
Я и не думала, что кто-нибудь придет меня проводить, но тут на карусели появилась Дамплинг, как и тогда, когда мы смотрели на реку, сидя на ступеньках церкви.
