Ага, конечно. Мы с папой и дядей всегда именно о таких вещах разговариваем.
Но когда он наконец приходит в себя, то совсем не выглядит радостным или благодарным, как я себе это представляла. Пожалуй, он даже разочарован. Мне становится неловко от того, что я, положив подбородок на край кровати, рассматриваю его так близко.
— Где косатки? — спрашивает он, но его голос звучит так, будто он все еще под водой, и я вижу, что ему больно говорить. Он кашляет ровно с таким же звуком, какой издавали косатки в тот день, когда разбудили меня на мостике. Может, он не хотел, чтобы его спасали? Он будто пытается отгородиться от нас стеной, за которую мы не можем проникнуть. Спрашивать его о чем-то кажется грубостью. Пока что он позволил мне только приподнять его голову и дать немного воды. От его волос пахнет морем; потом он ложится и закрывает глаза. Ясно, что он хочет остаться один.
Чуть позже папа приносит ему кружку чая, а я, несмотря на укоризненный взгляд дяди, сажусь на открытый люк бака и подслушиваю. Спускаясь по трапу, папа расплескивает чай, и я слышу, как он говорит «черт»; меня всегда смешит, что он произносит это слово совершенно без эмоций — непонятно, зачем тогда чертыхаться? Я вспоминаю, как мама жаловалась, что отец — «сухарь», будто это было чем-то плохим. Лежа на животе, я заглядываю в люк и едва вижу, что происходит внизу. Папа приподнимает парню голову, подносит к его губам кружку и говорит:
— Не обожгись, осторожно, — словно пить горячий чай в лодке опаснее, чем упасть в океан.
— Хочешь поговорить? — спрашивает папа.
Парень мотает головой.
— Думаю, нет, — отвечает он.
Я уже вижу, что этот разговор зайдет в тупик.
— Меня зовут Джордж, — говорит папа и поворачивается, чтобы взобраться по трапу.
— Сэм, — произносит парень. — Я Сэм.
Я вижу, что папа оборачивается и кивает ему. Пару мгновений папа молчит, а потом решает, что можно добавить еще кое-что:
— Я связался с Marine Highway[21], и они сказали, что никто из их пассажиров не пропал.
Сэм молча смотрит на мои пуанты, висящие на гвозде, и я чувствую, что у меня начинают гореть щеки.
— Отдыхай, — говорит папа. — Если ты никуда не спешишь, хорошо бы нам дождаться, пока закончится сезон чавычи[22]. Осталось полторы недели, и я не могу не рыбачить. Ты не против?
Сэм кивает.
Я не знала, что папа наводил справки на пароме, и без конца спрашиваю его и дядю, почему они не поинтересовались, по какой причине Сэма не было в списках пассажиров. На пароме он точно был; я его видела.
