— Это ты мне помог? — прошептала я. Под ладонью я почувствовала холодный гладкий нос, скользкий, как сливочное масло. Я была так очарована, что почти забыла о безжизненном теле, лежащем в шлюпке, но косатка подтолкнула «Пеликана» в сторону «Кальмара», который шел нам навстречу. Парень и правда оказался моего возраста — теперь, когда его мокрые волосы были откинуты назад, это было видно.
Точеные, как у древнеримского бога моря, черты лица и безмятежный вид: на человека, который с трудом выбрался из океана, он похож не был. Я слышала много жутких историй о телах, которые выбрасывало на берег, но в теле этого парня ничего пугающего не заметила. Оно не было мертвецки бледным, порезов и крови я тоже не увидела. Но меня поразило не только то, что парень так хорошо выглядел, но и что, пока я в панике гребла совсем рядом с косаткой, в моей голове были мысли о том, что он очень красивый.
Я опустила весла, и косатка еще раз подтолкнула «Пеликана» — так сильно, что я услышала скрип резинового борта шлюпки, — а потом огромный кит ушел обратно под воду. Я увидела на его спине серое пятно, напоминающее седло, и, зная, что теряю драгоценное время, на секунду задумалась, каково это — прокатиться верхом на косатке. Потом я принялась грести быстрее.
В моей крови все еще кипел адреналин, но я заметила, что папу трясло, когда они с дядей затаскивали парня на борт «Кальмара». Папа так слабо привязал «Пеликана» к корме лодки, что мне пришлось подтянуть узел, иначе шлюпка уплыла бы прочь.
Я смотрела, как папа нажимает парню на грудь и вдыхает воздух ему в рот, и не могла перестать думать о том, что мне, кажется, помогла косатка, сначала подняв тело из воды, а потом подтолкнув шлюпку. Глядя на парня, раскинувшего руки на палубе, я гадала, жив ли он. Его длинные ноги были подогнуты; он лежал босой, не считая красного носка на левой ноге.
Наконец он закашлял и выплюнул на палубу комок ламинарии; его рвало водорослями и морской водой, кажется, из него вылился целый океан. Я смотрела, как он давился и с трудом вдыхал воздух, и мой страх за его жизнь отступал. Скоро мы оба могли дышать свободно. Немного погодя дядя отнес его на большую койку, где он лежит уже два дня.
Дядя постоянно говорит мне, чтобы я дала парню поспать.
— Оставь его в покое, Элис, — ворчит он, но мне хочется быть рядом с человеком, которого я спасла, когда тот очнется. Я никак не могу забыть огромные черные глаза косатки, которые смотрели на меня, будто кит пытался мне что-то сказать. Это не та вещь, которую я хочу обсуждать с дядей. Да и что бы я сказала? «Мы с косаткой друг друга поняли, и я должна посмотреть парню в глаза, когда он очнется. Я дала своего рода обещание».
