— Твоя мама — Мастер школы подражания? — прошептала Вира, подойдя к Михаю, — я думала, она сама перевёртыш.
— Я не знал ничего про Мастеров, я не знал ничего про перевёртышей, — он с какой-то болью посмотрел на меня, — почему?
— Михай, я… — и мне впервые нечего было сказать!
Оправдываться?
Ну, впрямь, откуда мне было знать, что Михай перевёртышем станет? Если б доучилась в своё время — может, и смогла бы определить. А так, я только сейчас смогла всё сопоставить!
Михай не стал дожидаться моей исповеди, развернулся и ушёл вглубь леса.
— Саята, — Вира тихонько подошла, глядя на меня своими большими наивными глазами, — а почему ты не знала о матери Михая? Ты же Жрицей в деревне была?
Я долго молчала, пытаясь верно подобрать слова. Чтоб и себя сильно не обелить, и её веру в меня не разрушить.
— Видишь ли, Вира, мне некогда было интересоваться семейными обстоятельствами всех жителей нашей деревеньки, — я замолчала, когда увидела открывшую от удивления рот Виринею.
— Ты сколько лет там прослужила? — почти прошептала та.
— Восемь, — я так же опустилась до шепота, потом попыталась оправдаться, — но ты должна понимать! Меня занимали несколько иные вещи — защита населения, например, освобождение от налогов, попытка изучения Родовых знаний за счёт книг в Храме, вечный контроль над собой, своими словами…
Я вконец замолчала, когда Дева Зеленогорья медленно отвернулась.
— Кажется, я понимаю, почему тебя та ведунья с места согнала, — сказала она и пошла за Михаем. Остановилась, — так, кого ты там защищала, Саята? Селян? Или себя?
И она ушла, оставив меня с красным от стыда лицом.
Липа вертела головой с нечеловеческой скоростью, она явно не могла понять, что так смутило бывшую Жрицу Бога Рода.
Ха. Ха-ха. Если б я сама могла себе признаться…
— Ты была плохой Жрицей? — наконец, тихонечко спросила она.
— Нет, — ответила ей честно. Я действительно так не считала.
— Ты не любила своих селян? — ещё тише спросила девочка.
— Любила, наверное, — я и сама не понимала, зачем ей отвечала, — просто не допускала близкого общения.
— Где нет любви — там нет заботы, а если так — считай, чужие тебе люди, — она упрямо мотнула головой, словно отгоняя неприятные воспоминания.
Мы помолчали.
— Ты ведь справишься с этими пятью неизвестными, правда? — и в одно мгновение на лице Липы появился испуг и затаённая надежда.
— Обязательно справлюсь.
Не стала я ей объяснять, что и сама нынче своей силы не знаю.
— Проснись, глупая…
Я через силу открыла глаза.
