Я обернулась к подъехавшим воинам.
Десять, как и в голове своей видела. И повозочка на тягловой.
Я улыбнулась про себя и чуть вышла вперёд.
— Здравствуйте, люди добрые, — слегка склонила голову, — чем обязаны в наших краях?
— И ты здравствуй, девица, — улыбнулся один из стражников, чем вызвал недобрый взгляд у десятника.
Тут я, если честно, сильно удивилась! Как это младший по званию вперёд голос подаёт?
Я присмотрелась к нему — молодой, длинноволосый, светлокудрый, с чистыми голубыми глазами, он держался до странного развязно, и совсем не обращал внимания на уже порядком разъярённого его поведением десятника.
— Почему к дружинникам Князевым девка простая выходит? — рявкнул он со всей своей воинской выучки.
— Что дружинникам Князевым в таких глухих местах надобно? — вопросом на вопрос ответила я.
Сейчас начнётся… Всегда ведь одно и то же!
— Что надобно, то не твоего ума дело, — отрезал десятник и к самому забору подъехал, — старосту своего зови, коли сама открывать не думаешь.
— Почитай, я здесь за старосту, — спокойно ответила я и вновь поймала на себе взгляд голубоглазого дружинника, — так чем же мы вам обязаны?
— Ты, курва, совсем страх забыла? Отворяй ворота — мы на ночь здесь остановимся.
— А нет места, дяденька, сами кое-как живём. Вона князь-то наш даже от налогов освободил, поди, слыхал про то? — нагло и специально усиливая деревенский говорок, отвечала я.
Ну, да! Я ведь такаааааая тёмная! И такая деревенщина! Аж, сил ни каких нет!
— Про ту деревеньку, что Князевой волей без страха жить стала? Да нет, не слыхал про ту, — зло прищурился десятник.
— Слыхал — слыхал. И по пути наведаться решил, супротив Князева указа. Что я, твоей телеги меченой не признала? Ещё в том году на ней ребятня с деревни соседской зарубку сделала. С рукой загребущей, — я усмехнулась и в сторону телеги кивнула, на которой и в самом деле было что-то невразумительно нацарапано. А каков спрос с тёмных детей деревенских? Они может и в самом деле что-то написать хотели, да от незнания просто ножом телегу исчиркали…
— Ты кто такая, чтоб речи со мною такие вести? — покраснел десятник, — мы ведь, коль не впустишь, спрашивать-то не будем…
— Да остынь ты, Буян, мы до следующей деревни ещё до вечера добраться успеем, — лениво бросил голубоглазый дружинник.
Остальные смолчали.
А я только рот открыла! Но совсем дар речи потеряла, когда десятник на это ничего не ответил! Что за странные дела творятся?
— Впускай, девка, — прошипел, — не то не добром здесь всё кончится…
