Гракх Бабёф и заговор «равных» | страница 13
Но антиякобинская позиция Бабёфа осени 1794 г. может показаться странной, только если рассматривать ее сквозь призму распространенного стереотипа о Робеспьере как центральной фигуре Французской революции и единственном воплощении «демократизма». Бабёф был сыном своего времени, и его критика «террористов» не выходила за рамки якобинского дискурса. Б. Бачко весьма убедительно доказал, что выход из террора первоначально осуществлялся на базе той системы образов и понятий, которая была выработана во II году, и, например, торжественные адреса, направленные из провинций Конвенту в честь свержения Робеспьера, были насыщены якобинской риторикой{44}. Люди одобряли его казнь точно так же, как совсем недавно казни Эбера, Дантона и жирондистов, и тот факт, что Бабёф приветствовал переворот 9 термидора и, не мешкая, примкнул к людям, его свершившим, вполне соответствует тому мировоззрению, какое сформировали у французов события 1789–1794 гг. Непрерывное движение вперед, к общественному благу, выражавшееся в череде революционных journée, предполагало постоянное развенчание старых идеалов. Граждане должны были всегда быть готовы к тому, что очередной защитник народа может оказаться врагом народа и взойти на эшафот, а роль вождей и подлинных выразителей суверенной народной воли перейдет от одной группировки к другой. Якобинские ораторы с трибуны обещали заколоть кинжалом ближайшего друга, если тот окажется дурным патриотом. Стало быть, Бабёф встретил падение Робеспьера как правильный якобинец.
Кроме того, как показал Д. Грир, простонародье было именно тем слоем, который пострадал от террора в первую очередь: 31,25 % казненных в этот период составляли ремесленники, рабочие и слуги, 28 % — крестьяне, 10 % — мелкие торговцы и низшие слои интеллигенции{45}. Не удивительно, что многие представители «низов» и их «друзья» приветствовали крах якобинской диктатуры.
Робеспьер и при жизни, и после смерти имел множество политических оппонентов, в том числе среди радикалов и городской бедноты. Самый яркий пример — эбертисты, вожаки которых были казнены в марте 1794 г. С силами, либо близкими к эбертистами, либо являющимися их прямым продолжением, Бабёф как раз сблизился в это время.
Речь идет об Электоральном клубе. Название свое он получил потому, что заседал в помещении епископства, где обычно происходили собрания парижских выборщиков. Среди его лидеров были бывший «бешеный» Ж. Варле и бывшие эбертисты Ж. Бодсон и Ф. В. Легре. Что касается последнего, то он был арестован незадолго до 9 термидора, и переворот спас ему жизнь