Я разработала план по спасению Буфо. Я специально пойду домой с Мелоди в тот день, когда ее запирали на замок, то есть во вторник, ее мама по вторникам посещала Lecciones Espanioles[13], папа ездил в Колледж Чарлза Кина на продвинутый курс бухгалтерии, а Миранда занималась в спортивном клубе. И по дороге я спрошу, можно ли взглянуть на модный дом Синди, о котором Мелоди мне рассказывала.
Мелоди, конечно, была милой, но у нее имелись кой-какие мелкие недостатки. И главный заключался в том, что в свои одиннадцать лет она вела себя как взрослая. Например, без конца рассуждала о том, сколько что стоит, а если ей случалось капнуть на себя за обедом, принималась как сумасшедшая промокать пятно салфеткой. Кроме того, она постоянно сплетничала о своих родных, рассказывая всякие глупости, как будто они меня интересовали. Например, что ее папа всегда держит зонтик на заднем сиденье автомобиля на случай внезапного ливня. А также более необычные вещи – например, что ее мама подстригает волосы на лобке, чтобы в постели ей не казалось, будто между ног у нее скопились насекомые.
Настал подходящий для моих планов вторник, мы с Мелоди дошли до «Орхидейного уголка» – так назывался дом Лонглейди, потому что он стоял на углу, вокруг, правда, росли фруктовые деревья, а не орхидеи, – и я спросила, можно ли мне зайти. И Мелоди сказала: «Конечно».
Дополнительным бонусом стало то, что я смогла понаблюдать за Мелоди в режиме «ребенок с ключом», что мне всегда нравилось. Она огляделась по сторонам, удостоверяясь, что ее никто не видит, потом нащупала под воротником ключ от входной двери, висевший на шнурке под майкой. Но шнурок был чуть-чуть коротковат, и, чтобы открыть дверь, ей приходилось пригибаться до уровня замочной скважины. Мне всегда было интересно, почему она просто не снимет шнурок с ключом.
– А не проще снять его? – как-то спросила я.
– Никогда и ни за что не снимай ключ от входной двери, – сказала она важным тоном, – это правило номер один, если у тебя есть ключ от двери.
Оказавшись дома, Мелоди сказала, что умирает от голода. Она сняла пальто и, взяв какой-то предмет с деревянного блюда, положила его на буфет и театрально располовинила тесаком. В другой истории этот образ мог бы вызвать тревогу.
Это был гранат, и он не столько вызывал тревогу, сколько сбивал с толку: человек сначала заявляет, что умирает с голоду, а потом ест зерна граната, скрупулезно выковыривая их шпилькой. Вторую половинку граната она подтолкнула в мою сторону. Я сказала «нет, спасибо», считая, что гранат более подходит для украшения интерьера, чем для еды.
