Причина могла быть действительно серьезной, а могла быть и простой необязательностью. Я хоть и была рассержена за то, что не мог предупредить заранее о том, что у него там планы не сходятся, и не тратил бы мое время тоже, но решила на первый раз простить. Просмотрела свой календарь и назначила на то же время на послезавтра. И поехала к Эльсе.
Трущобы начали погружаться в сумрак. Еще только темнело, но свет на улицах давали позднее, чем в городе. Встреча отменилась, за продуктами делать крюк тоже пока было не нужно, и я по всем расчетам добиралась до тети непривычно рано. Поэтому завернула к «великой стене», к арке в Почтовый Двор. Там было закрыто. Я ожидала этого, словно догадываясь о неком негласном правиле, что в светлое время дня проходы не работают. Иначе бы все тайное быстро стало явным. Мне захотелось здесь побывать, чтобы присмотреться к местности — заглянуть на ту сторону дома, найти или не найти каких-то знаков на стенах, заметить что-то необычное или отличительное.
Длинный открытый двор оказался сер и заброшен. Окна первых этажей с решетками частично выбиты. Уцелевшие стекла мутные и за ними ничего не рассмотреть. Трущобы здесь не отличались от нежилых трущоб где-то еще.
— Я пришла!
Скинув пустой рюкзак в прихожей, раздеваясь, услышала, что телевизор в зале работал. Не так громко, как обычно, но включен. Заглянула — тетя Эльса сидела в кресле, безучастно смотря в светящийся экран.
— Все хорошо?
— Хорошо.
Сегодня я должна была заняться стиркой и помыть полы. В квартире две комнаты, но та, что предполагалась спальней, использовалась как склад — туда отправились ненужные для старухи вещи и те, которыми пользовались редко: старое инвалидное кресло, стиральная машина и ходунки, которые тетя использовала летом, редко выбираясь на улицу.
Утащив маленькую пластиковую машинку в ванну, загрузила ее бельем, включила и взялась за посуду. После ревизии холодильника, спросила у тети, будет ли она тефтели с кабачками на ужин. Та не отказалась. И я, поставив воду греться, закрутилась уже с полами.
— Ты рано сегодня, я ем позже.
— Так получилось, дела есть на вечер.
На подносе я разложила тарелку с тефтелями и подливкой, плошку зеленого салата со сметаной и зеленью, вареные яйца и чашку теплого чая с чабрецом.
Тетя сделала тише телевизор, и больше не смотрела в мою сторону.
Она не страдала слабоумием, это я видела по глазам. Конечно, жизнь в четырех стенах с телевизором, не очень-то побуждает к мысли и энергии, но для меня в этом тоже был плюс — я приходила сюда и не слышала в свой адрес ничего. Ни о необходимости замужества, детей и безупречного внешнего вида, ни о своем выборе профессии и «фиглярстве в искусстве». Хорошего не слышала тоже, но вот так иногда равнодушие тети и ее молчание было кстати. Я не обижалась.
