Обо всем этом не ведал тот, которого газеты называли «звездой вроцлавской криминальной полиции» или «гончим псом с неумолимым инстинктом». «Гений криминалистки» засунул уже в третий раз за это утро гудящую от похмелья голову под ледяную струю воды, а слуга Адальберт вытирал грубым полотенцем его спутанные волосы и покрасневшую шею.
Мок, не глядя в зеркало, расчесал волосы костяным гребнем, с трудом застегнул жесткий воротничок и прошел в столовую, где на столе дымился кофейник, смородиновый конфитюр сладко разливался после запеченным складкам хрустящей корочки кайзерки, а желток манил, дрожа в скользкой оболочке белка. Однако у Мока не было аппетита, и это было связано не с портвейном, который нарушил вчера в сильной степени баланс жидкости в его желудке, а с присутствием криминальдиректора Мюльхауза. Он сидел за столом, смотрел на лакомство к завтраку и заученно вертел острием в чубуке набитой трубки. Мок поздоровался с начальником и сел за стол. Налил себе и гостю кофе. Молчание.
— Простите, Мок, за это ранее вторжение, — Мюльхауз проткнул в конце концов трубку и прервал молчание. — Надеюсь, что не разбудил мадам Софи.
Мок не ответил и попробовал под небом желток, который имел вкус железа.
— В субботу не было на работе Смолора, — продолжил Мюльхауз. — Знаете почему?
Мок выпил немного свинцового кофе, а оторванные кусочки хрустящей кайзерки, как стальные опилки, ранили ему десны.
— Продолжайте молчать, — вздохнул Мюльхауз и поднялся с кресла. — Помолчите, выпейте водки и вспомните старые, добрые времена… Они уже прошли. Безвозвратно.
Мюльхауз поправил котелок, спрятал трубку в кожаный чехол и лениво встал от стола.
— Адальберт! — крикнул Мок. — Завтрак для господина криминальдиректора.
Затем он сделал мощный глоток кофе и почувствовал странную гармонию вкуса: хорошо сваренный кофе с жженным послевкусием крепкого вина, воспоминание о котором раздражало его желудок.
— Все, что прошло, бесповоротно, — Мок посмотрел на Мюльхауза, удобно расположившегося за столом. — Это наименьшая тавтология, с которой я встречался.
— Сенека сказал это более точно, — перед Мюльхаузом забренчали столовые приборы и тарелки, правильно разложенные Адальбертом. — Quod retro est, mors tenet[14].
— Сенека был слишком умен, чтобы отождествить смерть с забвением. — Мок провел языком по грубому небу.
— Возможно. — Мюльхауз постукал по яйцу ложкой точно так же, как и раньше по чубуку, а кайзерка захрустела в его поломанных зубах. — Но об этом вы уже лучше знаете.
