— Да, знаю. То, что прошло, — это не только во владении смерти. Оно также в сокровищнице моей памяти. — Мок закурил папиросу с золотым мундштуком. Дым закружился над столом. — А память, подобно смерти, мы не контролируем. Хотя и не совсем. Совершая самоубийство, я выбираю тип смерти, а борясь, решаю, умру я с честью или нет. Память сильнее смерти, в отличие от нее она не дает никакого выбора и посылает мне под глаза вопреки моей воле образы прошлого. Я не могу стереть память, если не хочу оказаться в психушке…
Мок замолчал резко и раздавил папиросу в пепельнице. Мюльхауз понимал, что наступает момент, несущий эффект необратимости. Либо Мок все расскажет и тем самым освободит Мюльхауза от каких — либо решений, либо ничего не скажет и ему придется заполнить сухой формуляр — последний документ в его полицейских кадровых записях.
— Прошу месячный отпуск без оплаты, герр криминальдиректор, — Мок вращал в пальцах przycinacz do cygar сигары.
— По поводу? — Мюльхауз закончил есть и проглотил остатки кофе, наклоняя голову так резко, как будто выпил стакан спирта.
Наступило молчание. Выбор был у Мока: либо помощь Мюльхауза, либо отставка.
— Я должен найти жену. Она ушла от меня. Сбежала. Может быть в Берлине, — советник сделал свой выбор.
Мюльхауз подошел к окну и кивнул рукой.
— Вкусный завтрак, — сказал он, закуривая трубку. — Но уже надо идти. Советник Эдуард Гейссен не жив.
Мок хорошо знал городского советника Гейссена, человека непорочной честности, который превыше всего любил оперу Вагнера, и каждое заседание силезского Ландтага заканчивалось драматическими призывами к созданию летней оперы.
— Где? — Мок быстро застегивал янтарные запонки.
— В борделе, — Мюльхауз надевал перед зеркалом слишком маленький котелок.
— Котором? — Мок вставлял руки в рукава принятого у Адальберта пальто.
— На Бургфельде, возле старой каретни, — Мюльхауз открывал двери, размахивая вокруг вонючего облака дыма.
— Как? — Мок погладил Аргоса и двинулся по лестнице.
— Кто-то повесил его вниз головой, — Мюльхауз затопал каблуками на деревянных ступенях. — Ногу Гейссена убийца вставил в петлю, сделанную из струны от фортепиано, а другой конец привязал к люстре. Когда Гессену кровь попала в голову, он перерезал подвздошную артерию. Скорее всего штыком. Гейссен истек кровью.
— Где была шлюха Гейссена?
— Рядом. Зарезана тем же штыком. — Мюльхауз пропустил в дверь какого — то лысого господина в очках, который обвел Мока острым взглядом, советник припомнил двукратную вспышку этих очков, когда пытался жену — обернутую вокруг его бедер — втереть в стену коридора, и затем в ту ночь в четверг, когда изнасилованная Софи в панике сбегала, стуча каблуками. Теперь очки блестели от язвительности, презрения и насмешек. Мок, пораженный воспоминаниями, резко остановился на тротуаре.
