Небесная глина | страница 25



Не успел ни черта!
В сорок лет
ничего не успел.
С полустертых икон
ухмыляются
хмурые боги:
«А чего ты, дружочек, иного
от жизни хотел?»
Я хотел два крыла
и холодную терпкость
полета.
Чтобы ветер в лицо!
Чтоб земля подо мною плыла!
Только с райских высот мне мешал
рассудительный кто-то
и, пытаясь сдержать,
все тянул на себя удила.
Время грустных итогов.
Не будет
ни Рая,
ни Ада.
Лишь два метра земли,
переполненных
вечной тоской.
Лишь два метра земли,
огороженных низкой оградой
и придавленных сверху
тяжелой
гранитной доской.
1993 г.

На кладбище

Переплеты для прожитых строчек,
где смешались блаженство и ад.
Не осталось от них многоточий,
лишь тире между парою дат.
1999 г.

«Мелькнем и канем…»

Мелькнем и канем
за кромкой леса
звездой упавшей.
Мой друг!
Ты слышишь —
справляют мессу
по всем уставшим.
По кораблям,
ушедшим в море,
по их матросам,
по тем,
кто думал,
по тем,
кто спорил,
тянулся к звездам.
Крепчает ветер.
Мир — в непогоде.
Ну, что ж,
все ясно:
приходит время,
и мы уходим.
Все звезды гаснут.
Все звезды гаснут,
земли коснувшись,
теряясь
в пламя.
Свечу поставьте
за всех уснувших —
пусть будут
с нами!
1995 г.

«Время пришло, и мы…»

Время пришло, и мы
научились терять.
Вечно ходить нам теперь и
искать, что потеряно.
Время пришло, и мы
научились менять.
Вот еще жить научиться б
с изменами.
Время пришло, и
пора покидать этот свет.
Вот бы привыкнуть к тому,
что нас уже нет.
1994 г.

Где облака, ушедшие от нас?

Вместо послесловия

Юность рождает ощущение бессмертия. Это время, когда ты не задумываешься, что ждет тебя в конце пути. Потом возникает понимание того, что тебе вручен билет в один конец.

Мальчики-девочки, это только кажется, что жизнь бесконечна.

Если посмотреть из гавани, которую покидаешь, обязательно увидишь гавань, в которой тебя ждет Бог.

«Ты взошел на корабль, совершил плавание… пора сходить…», — кажется, так когда-то написал Марк Аврелий.

Однажды я взошел на корабль.

Шар Времени слеплен из мгновений, которые не может удержать наша память. Мы помним лишь о некоторых, и не всегда самых лучших и значительных. Остальные проходят бесследно, как проходит сама жизнь.

Перед смертью каждый из нас, вероятнее всего, сможет вспомнить только малую часть того, что мы называли жизнью, а являлось всего лишь существованием, пребыванием в мире, который нас не ждал и собирается не провожать.

«Человек одинокий, и другого нет», — когда-то давным-давно печалился Екклесиаст.

Однажды мы все взошли на корабль, отплывающий в Вечность. Корабль плывет, меняются пассажиры, и никто уже не помнит, кто сошел в оставшихся за кормой портах.