Жизнь — как свеча на ветру, колеблясь на сквозняке и мигая неровно и робко, однажды она сгорает бесследно.
Прежде, чем трижды пропоет петух, мы забудем о том, что жили. Мир тоже забудет о нас. Могильный крест — это не напоминание о случившейся жизни, это всего лишь знак, указывающий на то, что еще одной жизни, еще одной Судьбе подведен окончательный грустный итог.
Все мы — те, кто жил до нас, мы сами и живущие рядом с нами, и все те, кто будет когда-то жить, — все мы похожи на метеоры, врывающиеся в земную синеву из черных звездных пространств небытия. Сгорая, мы оставляем быстро гаснущий след, который называется жизнью.
Как сказал когда-то Екклесиаст: «Человек одинокий, и другого нет».
Кто мы на этой земле?
Мы — фантастические рыбы, и во тьме близ Млечного Пути мерцают исполинские тени Богов, расставляющих сети для уловления наших душ.
В гибком зеркале природы
Звезды — невод, рыбы — мы,
Боги — призраки у тьмы…
В. Хлебников
Отдышись.
Был долгий день жаркой крови, день, походивший на трепет воробьиного сердца, на порхающий мотылек свечи в протянутой сквозняком комнате.
Наступает тьма.
Невозможно помыслить, что поколение за поколением мы ложимся в землю, и весь смысл нашего существования заключается лишь в успешном продолжении рода. Чем тогда мы отличаемся от жухнущей по осени травы, от тающего весной снега, от гаснущих в небе звезд? Чем мы отличаемся от окружающей нас пустоты?
С криком ожидания врываемся мы в мир. Уходим мы из него успокоенные и уставшие. Разочаровавшиеся в свете звёзды — вот, что мы есть. Звёзды, уставшие светить.
Ребенок — кокон, обещающий яркокрылого махаона. Приходит время, и из кокона вылетает бледная капустница разочарования. Не помню, кто это сказал. Важно, что это однажды уже было сказано.
Детство — это поле, обещающее множество прекрасных и добрых ростков. Где черта, за которой дети меняются и становятся похожими на взрослых? Дети — художники, обещающие фантастические картины. Почему, вырастая, мы превращаемся в заурядных маляров? Что происходит с нами? Что происходит с миром? Почему чаще всего мы становимся несбывшимся обещанием?
Я не философ, живущий категориями Вечности. Я знаю, что я смертен, и я знаю, что когда-то умру.
Мысль эта не вызывает во мне животного страха. Чего бояться пылинке, которую гонит смерч?
Все реже хочется заглядывать в бездонную глубину будущего. Все чаще хочется вспоминать.
Смерть это черта, которая отделяет еще случившееся от уже невозможного. Она не страшна. За последней чертой — ничего. Это последняя наша боль.
