Она завязала пояс перед зеркальной стеной в огромном вестибюле, куда еле нашла дорогу по запутанным лестницам многокрылого Пренатального центра. Полы плаща расходились внизу ласточкиным хвостом, будем надеяться, еще хватит на осень. Коснулась напоследок притихшего живота и вышла на улицу.
На нее обрушился ветер, грохот и ощутимое, словно атмосферный пресс, давление большого города. Агрессивного, чуждого, неуправляемого хаоса, который тоже пытался притвориться порядком и системой — но не выдерживал, распадался на глазах, дребезжал и грохотал на каждом шагу. Ревели и визжали машины, хлопали двери, орала музыка, жужжали новостийные мониторы, а люди вокруг — немыслимо, невыносимо много людей! — азартно перекрикивали город, то проигрывая ему, то одерживая мимолетную победу. Они двигались едиными массами, непредсказуемыми завихрениями, и надо было собраться, сжаться в маленький маневренный комочек, чтобы как можно быстрее прошмыгнуть между ними к метро. Потом еще спуск под землю, три станции, эскалатор наверх и два квартала до ее дома, слава богу, по более спокойному и тихому району. Не так уж много, не так уж страшно. В конце концов, у всех же получается. Все же могут, и она сумеет тоже.
Мимолетно вспомнилось, как он предлагал ей — уехать. Неизвестно куда, неизвестно зачем, только вдвоем. И, кажется, так и не понял тогда, почему она прикусила губу и заговорила о другом.
Но это было давно.
У касс метро толпилось втрое больше народу, чем обычно, ее затолкали, затерли к стене, только с энной попытки удалось пристроиться к очереди и постепенно, пропуская вперед каждого второго, наконец добраться до окошка. Взяла жетон, и все началось сначала, потому что теперь надо было пробиться сквозь плотный строй сплошных спин к турникету.
— А перекрывали движение, — сказал кто-то в толпе. — На три часа. Этот по городу проезжал, как его, ну, сам, лысый…
— А-а…
Покачнувшись под тяжестью напиравших сзади, она ступила на эскалатор и намертво вцепилась в поручень; он двигался почему-то быстрее, чем ступеньки, приходилось все время перехватывать. На этой станции эскалатор был особенно длинный, лампочки между лестницами уходили вниз цепочкой инфернальных подземных огней. Ничего, осталось самую малость. Главное — ввинтиться в вагон, лучше всего в последний, далеко не проходить, чтобы не толкаться потом на выходе…
…Она так и не поняла, что именно случилось. Сначала раздался треск, похожий на скрекотание гигантского насекомого, потом одиночный пронзительный женский визг, после мгновения удивленной тишины подхваченный обвальным оглушительным хором. Эскалатор остановился, затем вздрогнул и поехал снова, — а люди уже бежали вверх против движения, с воплями размахивали руками, корпусами сшибали друг друга, падали и сразу же будто проваливались в никуда, и орали рты, и скользили чьи-то пальцы по черному поручню…
