На кафедре стоял микрофон, бутылка воды и красивая, у Юлечки был к этому талант, чуть небрежно сложенная стопка книг. Писатель пружинисто прошелся по сцене и встал чуть поодаль, предоставляя микрофон ректору для вступительного слова.
— Уважаемые коллеги! Сегодня наш университет, старейший в области и славный своими традициями, удостоился…
Ректор говорил то же самое, что и на междусобойчике, но в несколько других выражениях, и писатель отдал ему должное: профессионал. Сам он все чаще позволял себе повторяться, пускать все те же слова по давно проложенной и обкатанной до блеска колее. Вот и сегодняшнюю лекцию поленился готовить, извлек текст пяти-шестилетней давности, прочитанный… да черт его помнит, где. Все равно вероятность того, что кто-нибудь заметит, ничтожно мала. А даже и если — какая разница?
Собственно, этот прекрасный принцип вполне можно было применять уже и к написанию книг. А какая разница? Кому?
— …поаплодируем нашему замечательному гостю — Писателю!
Его имя и фамилию давно уже никто не называл вслух. Когда-то писатель подсчитал, что своих однофамильцев он лично знал как минимум десятка два, не говоря уже о тезках по имени-отчеству, — а вот его международный статус, пожизненный и закрепленный госрангом национального достояния, был уникален. После смерти Энрике и невнятной возни в латиноамериканском сегменте, когда они там и ранг никому не присудили, и в конечном итоге распались вообще, в мире таких, как он, осталось всего девять человек. Раз в год они встречались на литературном приеме во Франкфурте, но в прошлом году писатель был болен и не поехал.
Он занял место за кафедрой, положил перед собой раскрытый ридер с текстом лекции и выдержал паузу, дожидаясь тишины. Аудитория раскинулась внизу россыпью любопытных, восхищенных и снисходительно-скептических глаз. Восторженные студенточки, первокурсники-нигилисты, пресыщенные аспиранты, подобострастные преподаватели, вальяжное чиновное начальство, — обычный набор. Но интересно было всем, и тишина вскоре установилась абсолютная, способная выдать щелканье чьего-то включенного диктофона или шорох прикосновения к бедру соседки. Не так часто им выпадало видеть писателя. Живого и говорящего.
Писатель ритуально прокашлялся и заговорил:
— Дорогие друзья! Тема нашей сегодняшней лекции… записывайте, я не тороплюсь, — это была дежурная шутка, вызывавшая оживление в любой аудитории, — «Литература постпереходного периода: издержки эпохи валового бумажного книгоиздания и выход на качественно новый уровень». Вы, несомненно, можете догадаться, что заявленную тему я, как никто другой, знаю, так сказать, изнутри…
