Тем временем Элька отходит в сторону, нагибается, приседает на корточки, шарит в листве и выпрямляется с увесистым камнем в руках. Стремительно шагает к магазину, замахивается — и Гоша едва успевает перехватить ее за локоть.
— Ты чего?!
Она вырывается, выкручивается из его рук:
— Пусти!.. Закрыто же, ты не видишь?!
— Ну так подождем, пока откроют.
— Ага, жди. Жди!!!
Они дерутся молча, сосредоточенно, зло. Элька выпускает камень, он падает, чувствительно, даже сквозь кроссовок, отбив Гоше пальцы на правой ноге. Элькина прическа рассыпается, волосы встают воробьиным дыбом. Из-под слишком теплого, не по погоде, пуховика бьет наповал тем самым, непобедимым, единственным запахом. Какого черта мы сюда поперлись, досадует Гоша, пытаясь удержать ее запястья. Были бы сейчас в номере…
Из-за угла магазина выходит женщина. Не глядя на них, подходит к двери и лязгает ключом. Гоша и Элька отступают друг от друга, прерывисто переводя дыхание.
— Я же говорил, — шепчет он.
— Идиот, — отзывается она.
Женщина проходит внутрь. После небольшой заминки они идут следом и видят ее уже за прилавком, в белом халате и с наколкой на волосах. Она черноволосая и кругленькая, с ямочками на щеках, еще молодая, вполне себе ничего. Элька смотрит враждебно. Затем решительно движется к прилавку и начинает жесткий следовательский допрос:
— Колбаса свежая?
Гоша отходит в сторонку. Витрина бокового прилавка напихана всякой мелочью вроде мыла, зубной пасты, одноразовых бритвенных станков и кипятильников. Презервативы тоже есть, паршивые, конечно, а что поделаешь? К их разноцветным квадратикам с порнушными телками жмутся вплотную скрученные улитками стальные проволочки в прозрачных упаковках. Струны, гитарные струны.
— Девушка, — негромко подзывает он.
Продавщица мгновенно оставляет Эльку, придирчиво разглядывающую срок годности на йогурте, и подходит к Гоше.
— Хорошие, — интимно говорит она.
— Две пачки, — он кивает, восхищенный ее догадливостью. — А струны у вас тут… зачем?
— Если у кого-то порвутся… мало ли, вдруг. Вам какую? Есть третья, пятая и шестая. Но можно заказать.
Он горько усмехается:
— А саму гитару заказать можно?
— Вы будете брать или так спрашиваете?
Ее слова, уже звучащие с ощутимой ноткой раздражения, можно отнести и к струнам, и даже к презервативам — не о гитаре же она, в самом деле. Гитару давно пора вычеркнуть из жизни навсегда, забыть, что она бывает. Эта простая мысль тянет за собой на веревочке целую череду таких же, однородных, бесконечных, через запятую. Проще перечислить, что у нас еще осталось. И то неизвестно, надолго ли.
