— Может всё-таки показалось?
— Два раза показалось?
— А при дяде Мише тогда чо?
— Испугалось. Не знаю. Может, последний раз дверцей хлопнул сильнее, чем нужно.
— И что теперь делать?
— А хер его знает.
* * *
Вечером Иван поставил в угол комнаты табурет и, аккуратно сложив на нём сперва джинсы, а затем толстовку, придавил конструкцию двухтомником Пикуля. Несмотря на пережитый стресс, уснуть удалось быстро, даже без помощи «Нечистой силы».
Единственный плюс подобной работы — экономия на снотворном. Нервы преобразовались в сон — тягучий, почти бесконечный. Снились Калитину не злополучные джинсы, а все этапы его трудового пути: от подсоба к резчику, а следом — к печатнику. И заново, заново, заново. Иван таскал, резал, заправлял бумагу, печатал, но листы выходили из машины необрезанными и девственно белыми. Его раз за разом разжаловали в подсобы, и восхождение начиналось опять. Поутру Иван так и не сумел вспомнить, сколько подобных цепочек прошёл перед пробуждением.
Когда, открыв глаза, он первым делом посмотрел на шкаф, то увидел, что толстовка и книги лежат, как и прежде, на табурете, а джинсы натянуты рядышком во всю длину и объём, только пуговка на поясе и ширинка оставались издевательски расстёгнутыми. Иван подскочил, точно заранее готовился к такому исходу, и с лёту вмазал по брюкам кулаком. Его развернуло — штаны не оказали ни капли сопротивления, будто просто парили в воздухе.
Грубо, но весело матерясь, Калитин натянул их на себя и пошёл пить чай. Если не можешь сопротивляться — поддайся и получай удовольствие. Раньше бы он сказал, что это тезис для проституток, но в последнее время Иван всё чаще пересматривал свои старые убеждения — не он ли отдаётся за копейки целиком, всем телом с ног до головы каждый божий день?
Вечером Калитин взял в ларьке бутылку без акцизки, кильку в томате, где количество пар глаз превосходило количество рыбок, и достал с единственной уцелевшей антресоли последнюю банку солёных огурцов. На работе Иван намекнул мужикам, усиленно хлюпая носом, что чувствует себя неважно — в горле першит, и сопли текут — так что путь к отступлению ему был обеспечен. Не выйдет на работу — скажется больным. Оставалось только ждать, и провести время ожидания он собирался с максимальным комфортом. Набрасывая на толстую краюху чёрного хлеба ржавых и худых рыбин, Калитин выпивал рюмку неароматной жидкости, замирал, будто прислушиваясь к ощущениям внутри, и только тогда закусывал.
