Мужики рассосались быстро — все семейные и получать дома нагоняй не хотелось никому. Иван чувствовал себя совершенно разбитым. Мысль о том, чтобы сейчас подняться с лавки, пойти в эту промозглую ночь и, добравшись до омерзительной паучьей халупы, спать там пять часов или даже того меньше, казалась невозможной, противоестественной. Ночевать на работе было немногим лучше — ни душа, ни дивана здесь не предполагалось, но подобные мелочи смутить его не могли. По крайней мере, сегодня.
С утра Иван проснулся совсем больным. Помимо гула в голове и малоприятного осадка во рту, ломило спину — спать пришлось на обрезочном столе, подложив под голову пачку бумаги. Заварив крепкого чаю, Калитин прогулялся по пустым цехам, во избежание нагоняя, выключил свет там, где должен был выключить ещё вчера, убрал со стола объедки и пошёл за сигаретами, оставленными вчерашним утром в шкафу. Он целый день раскуривал Саныча и теперь колебался между совестью и жадностью — «не для себя ведь, для брата экономлю» — купить или нет коллеге пачку «Примы».
Ещё мучась над дилеммой, он открыл шкафчик, запустил руку в карман брюк и извлёк пачку сигарет без фильтра. Закурив от спички, Ваня собрался было пойти за чаем, но поперхнулся дымом. Откашливаться пришлось долго, до слёз. На секунду мелькнула мысль о том, что он лишь тянет время перед тем, чтобы снова заглянуть за закрашенную голубой эмалью дверцу.
«Кашель рано или поздно закончится, а до начала смены всё равно слишком далеко. Да и смешно ведь просить Саныча или дядю Мишу заглянуть в шкафчик вместе со мной. Особенно, если там всё окажется как надо».
Докурив через силу, Иван всё-таки заставил себя открыть дверцу. Толстовка лежала на верхней полочке, ботинки аккуратно стояли в углу, но джинсы… джинсы, натянутые до невидимого колена, топорщились наискосок, словно их владельцу тесно было ютиться в не предназначенном для человека ящике.
Калитин осторожно притворил дверцу и выскочил на улицу, где курил до прихода дяди Миши. В раздевалке он брякнул что-то вроде: «Гляди, дядь Миш, какая крыса здоровенная!» — и распахнул ящик. Штаны лежали почти аккуратной стопкой, а отсутствие всяческих крыс позволило дяде Мише обидно шутить про «белочку» и «молодёжь пить не умеет, а берётся».
День прошёл точно во сне. С утра мутило, после того, как поправил в обед здоровье, начала болеть голова. Но все оттенки похмельного синдрома не донимали Ивана так, как мысли о вышедших из-под хозяйской опеки джинсах. Сбивчивый диалог, примерно в одних и тех же вариациях, повторялся целый день.
