Злоба и презрение высшего партийного руководителя гарнизона Гаджиево к рядовому офицеру
Он снова ушел из комнаты и оставил меня в одиночестве. Я исчерпал свои технические возможности и уже не пытался ремонтировать телевизор. Я думал только о том, как безболезненно для своей офицерской карьеры освободиться из этой тупиковой и унизительной для меня ситуации. Конечно, до меня на уровне инстинктивного мышления дошло, наконец, что Сидоренко поступает так не по своей технической безграмотности, а упорствует по злому умыслу, с целью оскорбить и унизить меня и показать мою ничтожность как специалиста по ремонту радиотехники. Позже, прибыв вместе с новой подводной лодкой «К-423» в гарнизон Гаджиево в феврале 1971 года, я узнал, что за глаза все офицеры и мичманы 3 флотилии называют члена Военного совета Сидоренко не по фамилии, а по кличке «Салазар». Насколько помню, Салазар до 1968 года был главой фашистского режима Португалии, политическим диктатором и палачом португальского народа. Народ редко ошибается, выбирая прозвища или приклеивая ярлыки-клички какому-нибудь человеку. По складу характера, жестокой властности, злобности, жадности и двуликости член Военного совета Сидоренко больше соответствовал Салазару, чем военно-партийному руководителю брежневской эпохи. Но я-то после прибытия с длительного автономного плавания ничего этого не знал! И только на своей шкуре испытав беспричинную жестокость этого человека, я понял, что имею дело не со справедливым и совестливым человеком, а с манекеном-роботом, за человеческим обликом которого прячется хищный лик кровожадного зверя. Да и что я мог изменить, если бы даже знал о «партийной» кличке члена Военного совета Сидоренко? Мне оставалось только терпеливо ждать, когда Сидоренко насытится издевательством над только что пришедшим с автономного плавания офицером, захочет спать и отпустит меня из своей квартиры. Около 23 часов Сидоренко в очередной раз зашел в комнату, унизил меня своим выводом, что Задорин преувеличил мои способности, и приказал следовать на корабль. Вышел я от него голодным, оскорбленным, но радостным, что назавтра мне не придется снова приходить к этому озлобленному человеку.
Мне страшно хотелось курить. Я отошел от адмиральского дома несколько шагов, присел на валун, вокруг которого росли чахлые северные цветы, и с наслаждением затянулся сигаретой. Никакой злобы против Сидоренко у меня не было. Этот неприятный контакт с высшим партийным лицом гарнизона Гаджиево никак не сказался на моем отношении к партии. Выводы я сделал значительно позже, уже после распада СССР. А вывод этот состоит в том, что партийная кадровая система никак не способствовала отбору в высшую номенклатуру порядочных и честных людей, которые любят и уважают своих подчиненных. Отбор происходил по дьявольскому принципу: «Чем хуже человек, тем лучше партии». Вот поэтому дело и закончилось не только полной дискредитацией коммунистической идеи, но и развалом лагеря социализма, а затем и СССР. Я вернулся в прочный корпус подводной лодки, посочувствовал вахтенному механику, который в одиночестве работал на центральном посту, руководя расхолаживанием атомных реакторов, прошел во второй отсек и забрался на второй ярус спального места своей четырехместной каюты. В каюте я был один, все офицеры отмечали свое успешное возвращение с боевой службы где-то на берегу. Я был не столько голодным, сколько духовно измотанным этим бессмысленным ремонтом. Но радость успешного окончания похода не покидала меня, и с этой радостью я быстро впал в забытье безмятежного сна, в ожидании скорых перемен и встречи со своей семьей и экипажем. Проснулся я в таком бодром настроении и в предвкушении счастливых дней, что как бы и забыл все свои вчерашние неприятности, связанные с визитом к члену Военного совета на квартиру. Вторая встреча произошла во время всеобщего обмена партийных билетов. Мне повезло, он забыл про меня и даже не угадал меня, когда выдал мне новый партийный билет за своей подписью.
