Чувство бессилия и тоска безысходности
Минут сорок я провозился с осмотром телевизора в полном одиночестве и все больше понимал, что без принципиальной схемы и без нового комплекта радиоламп мои усилия будут безуспешными. В то же время мне было не совсем понятно, зачем меня так поспешно пригласил к себе домой ЧВС Сидоренко, когда он мог позвонить в плавмастерскую ПМ-34 и передать телевизор для ремонта в стационарных условиях? На наших подводных лодках стояли ламповые телевизионные комплексы МТ-30 и МТ-70, а значит, и были радиолампы, стенды и специалисты по ремонту телевизионного оборудования. Конечно, я и предположить не мог, что весь этот ремонт был организован только для того, чтобы унизить меня и показать мою ничтожность по сравнению с ЧВС Сидоренко. Не имея возможности отремонтировать телевизор, я затосковал и расстроился, но продолжал бессмысленно всматриваться в грубо спаянные элементы навесного электрооборудования телевизора, ожидая, когда хозяин зайдет в эту комнату поинтересоваться ходом работ. Примерно через час Сидоренко в домашнем халате и с рюмкой недопитого коньяку, наконец, вошел в комнату и поинтересовался, скоро ли я закончу ремонт телевизора? Взгляд у него был холодный, скользкий, презрительный и высокомерный. Я сразу, по одному этому взгляду, понял, что мои разумные доводы будут отвергнуты, и так просто освободиться мне от этого бессмысленного и бесперспективного ремонта не удастся. Я попросил передать мне радиолампы и электрическую схему телевизора и выразил сомнение, что смогу отремонтировать телевизор даже при их наличии. Сидоренко достал с какой-то полки картонную коробку, в которой лежали несколько радиоламп и навесных деталей к телевизору, и передал ее мне. По поводу принципиальной схемы он заявил, что она утеряна, но настоящие специалисты ремонтировали его телевизор и без принципиальной схемы. После этого где-то в глубине квартиры зазвонил телефон, и Сидоренко меня покинул, плотно закрыв за собой дверь комнаты. На подводной лодке в это время экипаж приступил к торжественному ужину, на котором жареного поросенка разделили на такое количество мелких кусочков, чтобы каждый член экипажа мог испробовать это лакомство. Не как пищу, а как часть церемониала успешного завершения длительного плавания и победы человека над коварством подводной стихии. Я тоже проголодался, но член Военного совета не предложил мне даже чая с бутербродом. Надо было продолжать ремонт. Я по очереди заменял радиолампы из телевизора на радиолампы из картонной коробки, каждый раз включением в сеть проверяя реакцию телевизора на такие изменения. Никакой реакции не было. Унизительность моего положения все больше и больше раздражала меня, а техническая бесперспективность успешного завершения ремонта становилась все более очевидной. Не имея принципиальной схемы и осциллографа, я не мог не только ввести в строй телевизор, но даже найти причину его нерабочего состояния. В раздражении своего полного бессилия я провел еще не меньше часа, прежде чем Сидоренко заглянул в эту комнату. Как только он вошел, я сразу же расписался в своем бессилии, привел доводы, что бессилие продиктовано не моим нежеланием или неумением выполнить ремонт, а отсутствием принципиальной схемы и осциллографа. Я предложил отложить ремонт на следующий день, а завтра передать неисправный телевизор в цех ремонта радиоэлектронного вооружения плавмастерской № 34, где я вместе со специалистами по ремонту электроники обязательно введу телевизор в строй. Сидоренко зло посмотрел на меня и заявил: «Не надо меня учить, что мне завтра делать. Если ты настоящий специалист, то ты отремонтируешь его сегодня».
