На меня почему-то больше всего повлияло то, что в одной из книг описывался лагерь, куда Сталин посылал жен тех, кого он объявлял врагами народа, где охрана отбирала для себя наложниц, а несогласных оставляли без одежды в загонах для овец, на ледяном ветру, а через пару сотен страниц в той книге было про то, что даже Гитлер отказался от мобилизации немецких женщин, ближе к концу войны; он объяснял это своим долгом как фюрера оградить их по возможности от тягот. У меня тогда появилась мысль, что нацисты, убивая евреев — помню, Игнацы поправил меня, мол, не только евреев, еще цыган и несчастных психических больных, — просто стремились в свое нацистское будущее. Эту мысль я попробую когда-нибудь обрисовать поподробнее, но насчет того, что психические больные несчастные, я бы не согласилась — единственное их несчастье, да и то не у всех, в том, что они не могут себя обеспечивать и за собой ухаживать, — а в остальном быть сумасшедшим несомненное счастье. Нормальный же человек должен подвинуться умом после того, как прочтет про голых женщин в загонах для овец. Или тем более будет этому свидетелем.
Оказалось — у племянника были связи и возможности. Его бывшая жена, мать моих внучатых племянников, журналистка, ее новый муж вообще какой-то главный редактор, вхожий в близкий круг русского президента, сопровождавший его во время визита во Францию, крупный, представительный, в очках. К представительным, тем более — в очках, мое доверие с годами возросло, субтильные, зоркие стали мне подозрительны.
Племянник потом приезжал и рассказывал, а до этого описал и свои поиски, и их результат в письме. Короткими фразами. Потом мы перешли на электронные письма. Я ему объяснила, что так лучше, кривым пальцем я могу ткнуть в нужную клавишу, на дисплее все вижу без очков, а вот руки слишком трясутся, бумажные письма ходят в них ходуном. Для их чтения нужны специальные очки.
Когда племянник нашел брекеровского натурщика, мне было уже под девяносто. Во мне какие-то удивительные гены. Они не дают стареть как всем. Как всем нормальным людям. Только дрожь в руках, искривленные пальцы на правой, иногда проблемы с желудком и головокружения. И я слишком многое помню. Это расстройство посильнее утреннего поноса.
Племянник встречался с брекеровским натурщиком дважды. Второй раз с ним был кто-то из того журнала, в котором работает его бывшая жена, и фотограф. Страницы из журнала племянник прислал мне. Прислал и ссылку на них. Там в основном шла речь о том, как брекеровский натурщик стал любовником модельерши и как он с нею ладил. По его словам, получалось, что они познакомились и сблизились уже после прихода союзников. После освобождения. Я-то знаю, что это произошло еще при немцах. Просто, пока были немцы, у модельерши были еще и другие любовники. Из нужных людей. Немецкий барон. Русский был для нее отдушиной. Чтобы не чувствовать себя скотиной, хотя уж кем-кем, но таковой она себя никогда не чувствовала. Во всяком случае, если бы не Брекер, тот русский — банально, но его звали Иваном — не встретил бы модельершу.
