…У кладбищенских ворот нас ждал общеармейский лейтенант с командой бойцов. У солдат через плечо висели автоматы. Гроб погрузили на каталку, покатили по широкой аллее, мы все — меня поставили во вторую линию, рядом с племянником Карла, — пошли за Шихманом.
— Очень рад вас видеть, — сказал мой немецкий брат, его русский язык был идеален. — Хотелось бы не по столь печальному поводу, но что поделать.
— Вы… Вы первый раз в Москве?
Брат взял меня под руку.
— Я здесь учился. Жил. Я хорошо знаю Москву, но она изменилась не в лучшую сторону. Впрочем, и Берлин тоже. Голубые, розовые, черные и желтые. Мой отец просидел почти десять лет в лагере на Урале, под городом Карпинском. Бывали? Я туда ездил в прошлом году, там кладбище старших офицеров, а я представляю Фонд помощи бывшим военнопленным, заключенным и их потомкам. Самих военнопленных в живых уже никого не осталось. Время, да, время. Мы сделали ограду, поставили камень, на нем будет плита со списком умерших в лагере. Год рождения, год смерти, между ними — тире, тире, а ведь это целая жизнь…
— Ваш род ведь из-под Вильно?
Шедшая передо мной промежуточная вдова, показав удивительную гибкость шеи, обернулась и шикнула, брызнув слюной. Промежуточная явно перенесла инсульт. Она приволакивала ногу. Рядом с нею шла дочка разлучницы.
— Извините, — сказал Вальтер Каффер в искривленную спину промежуточной. — Да, яблочные сады Тышкевичей. Мой прадед, меня назвали в его честь, был управляющим. Отец уехал в начале двадцатых. Ему не нравилось польское засилье. Мой отец — поздний ребенок, я тоже поздний, отцу было под шестьдесят, а у меня молодая жена, студентка, она беременна…
— Поздравляю.
— Спасибо!
Промежуточная обернулась вновь и на удивление четко произнесла:
— Вы можете поговорить и потом!
Я подумал, что теперь моя очередь извиняться, но ничего сказать не успел — колеса тележки перестали скрипеть по асфальту, мы свернули на грунтовую аллею, стук каблуков и шарканье провожающих Шихмана стали мягче, глуше, в конце аллеи показалась поляна, мы вышли на нее, растеклись вокруг недавно выкопанной могилы. Могильные холмики прочих могил были свежими, только самые близкие к аллее были уже обнесены оградами, лишь на двух стояли могильные памятники, поляна упиралась в железнодорожную насыпь, по железной дороге с монотонным перестуком полз нескончаемый состав цистерн, лейтенант построил солдат, только сейчас я заметил в пестрой толпе скорбящих и седобородого еврея в шляпе, он стоял рядом с разлучницей, она взяла седобородого под руку, улыбнулась мне уголком рта, солдаты передернули затворы, с березы предусмотрительно слетели две невозмутимые вороны.
