12. Поздняя слава, последние песни…
К середине 1990-х годов Сапгир занимал положение патриарха московского литературного авангарда. Он широко печатался и много выступал, нередко по нескольку раз в неделю, как на многочисленных вечерах и презентациях, так и в компаниях коллег и почитателей поэзии[297]. Это было время большого социального и творческого напряжения. Прежде всего, в последние годы жизни Сапгир много писал — стихов и прозы. В Москве, за восемь месяцев до смерти, Сапгир сделал следующую надпись на 1-м томе своего собрания сочинений: «Максиму: Прими мою „бурю и натиск“, если тебе будет интересно, я уже вознагражден. <…> 31 января 1999»[298]. «Sturm und Drang» Сапгира не прекращался до последних дней.
Среди поэтических книг и циклов Сапгира, созданных в начале и середине 1990-х годов, есть большие и меньшие удачи. В таких книгах-циклах, как «Новое Лианозово» (1994), «Собака между бежит деревьев» (1994), «Женщины в кущах» (1995), местами видны творческие швы и чертежи, пусть талантливые, но все же швы и чертежи, в которых порой слишком выпячен метод[299] (ср. название книги 1991 года «Развитие метода»). Вот пример — стихотворение «Подмосковье» из цикла «Новое Лианозово» (1997): «в Подмосковье / талый снег / картина Саврасова / сочится кровью / по весне / песенка Утесова // серый лес / у полотна — / сыро туманно / пора Левитана / и встают / на перекличке — / а вдали районы / белого картона // в тучи прячется / луна — / сброшенные с электрички — / призраки — чудовища / рондо Шостаковича!». Здесь Сапгир будто бы теоретизирует о том, как писать стихи à 1а Sapgir («Но тогда я не занимался теоритезированием», — писал Сапгир в 1998 году о своих поэтических экспериментах начала 1960-х[300]). Вспоминаются слова Яна Сатуновского, высказанные в 1964 году в адрес поэмы Сапгира «Старики»: «Несмотря на всю свою тягу к ирреальному <…> Сапгир, в сущности, очень умственный, рациональный поэт»[301]. В 1990-е годы на самоселективность Сапгира негативно повлиял тот факт, что его стихи в последние годы шли «нарасхват». Отвечая на непрекращавшиеся просьбы журналов дать стихи, Сапгир компоновал новые циклы и подборки, в которых порой смешивались старые и новые стихи и повторялись те же самые тексты («Просто я цикловой», — заметил Сапгир в беседе 1998 года)[302]. Поэт торопился возместить упущенное за годы непечатания. В последнее десятилетие своей жизни Сапгир широко общался с молодыми литераторами, был чаще всего благосклонен, много сделал для литературной легитимации нового, постсоветского поколения. Он был убежден, что поэты нового поколения лучше, чище; что они не отравлены ядом советской эпохи. Нота скорби особенно отчетливо звучит в словах основателя «Вавилона» Дмитрия Кузьмина: «12 октября 1999 года. Сегодня хоронили Сапгира. Это трудно себе представить: так много жизни в нем было. Даже в последние месяцы он искрился и пенился жизнью, как шампанское»
