— Виктор, — тут же вскочил и подал руку молодой человек в мятом костюме. — Брат.
— Чей? — спросил Бурдюков.
— Твой.
— Мой? — Бурдюков механически пожал ладонь. — Не помню.
— Я же говорил! — воскликнул отец.
— Семен, — поднялся второй мужчина, в майке и спортивных штанах. — Родственник. Дальний. Очень приятно.
— Да?
Бурдюков пожал и эту ладонь.
— Коля. С работы.
Третий человек сам схватил Бурдюкова за руку, затряс в своей. Он был улыбчив, усат и косоглаз.
— Оксана, жена брата, — встала тонкая, не в пример Магде, женщина лет сорока в сине-зеленом платье, перетянутом желтым поясом.
Протянутые пальцы, видимо, следовало поцеловать, но Бурдюков проигнорировал движение.
— Да, здравствуйте, — сказал он.
— А мы тоже твои родственники, — поднялся пожилой мужчина в клетчатых штанах и расстегнутой розовой рубашке, увлекая следом за собой крупную, густо накрашенную с утра даму в халате. — Собственно, если бы не были родственниками, чего бы мы здесь делали?
Он рассмеялся собственной шутке. Его нестройно поддержали.
— А я — Павел, — представился последним сосед.
Бурдюков жестом усадил его на место.
— Тебя помню.
— Ты садись, — сказал Бурдюкову отец.
Бурдюков, качнув головой, сел на красивый стул с высокой спинкой прямо во главе стола.
— Ах, вы мои хорошие! — появилась Магда с подносом и сразу принялась расставлять тарелки. — Любите салаты? У меня замечательный мясной салат.
Сидящие одобрительно загудели.
— Это тебе, это вам, Григорий Федорович, это вам…
Постукивали фарфоровые донца, глядел с тарелок горошек, загибались мясные рожки, заплывал майонезом мелко порезанный картофель.
— Я бы не отказался и от горячего, — сказал отец, потирая ладони. — Но раз горячего нет…
Он наклонился к блюду и втянул носом запах.
— Да, замечательно.
— А это тебе, милый.
Магда поставила перед Бурдюковым его порцию.
— Спасибо.
— Ну, — Магда, тронув Семена и Оксану, встала на другом конце стола и молитвенно сложила ладони, — желаю всем приятного аппетита.
Ее шумно поблагодарили, затем застучали ножами и вилками.
— Ах, еще чай! — вспомнила Магда.
Бурдюков проводил ее исчезновение взглядом, потом уставился в свою тарелку.
— Ешь, ешь, — толкнул его сидящий рядом отец. — Потом до вечера ничего не будет.
— Почему? — спросил Бурдюков.
— Ах, Сережа, сынок, — вздохнул отец, остановив ход ножа, набирающего майонез на вилку, — нас всех ждет работа.
— И тебя?
— Всех.
— Мы тоже идем, — подняли руки Виктор и Коля с работы.
— Понятно.
Бурдюков нацелил вилку, но тут с его зрением опять приключилась непонятная штука, помутнение, потемнение, бог знает что, и вместо своей тарелки он увидел кусок картона, размякший с краю, а вместо салата — серого цвета кашицу с крапинами то ли перца, то ли еще чего. Мух? Червей?
