Силы сопротивления | страница 23



Бурдюков не видел ни фабрик, ни монорельсовых поездов.

Пространство, которое он обозревал поверх голов, на две трети включало серую простыню неба, ниже которой тянулись жидкие струйки и завитки белесого дыма. Остальную треть занимали выстроившиеся по обоим сторонам проспекта многоквартирники и уже облетевшие по октябрю черные деревья.

Дома выглядели жутко.

В голове у Бурдюкова прошлое пало перед настоящим. Блестящие зеркальными окнами здания с весело окрашенными балконными поясами, разбитыми вокруг клумбами и аппликациями на стенах, которые он помнил детально и ярко, рассыпались и пересобрались в серый панельный кошмар, голый бетон в двадцать этажей, битые окна и грязные ленты полиэтилена, колыхающиеся на ветру. Ни света, ни уюта.

И тени жильцов в голых коробках квартир.

Как же это? — подумал Бурдюков, трясясь. Что же это? У меня — психическое расстройство?

Проспект сузился, и толпа сбилась теснее. Мелькнула ограда из прутьев, витки колючей проволоки, проплыли серые колпаки непонятных приземистых строений. Раньше Бурдюков их не замечал. Не видел? Он попробовал оглянуться, чтобы рассмотреть их внимательнее, но его сдавили так, что почти лишили возможности двигаться.

Здание, в которое стремился людской поток, нависло над Бурдюковым, обросло выступами и шипами, точками окон и потеками краски. Оно не утратило своей монструозности, но сделалось неопрятнее и грязней. Будто зубы, обозначились высокие проемы. Между ними бугрились непонятные наросты.

Еще плотнее.

Глядеть стало можно только прямо, на соседей, на их черепа и уши, на редкие остатки волос, грязные шеи и пласти…

Господи! Бурдюков обнаружил, что у каждого впереди идущего на затылке, ближе к левому уху, присутствует небольшая пластинка. На каждой — штрих-код и номер. У кого-то пластинки были телесного цвета, у кого-то — серые и розовые. Вокруг них, кружком, белела депилированная кожа.

У парня, ковылявшего правее, пластинка, правда, отсутствовала совсем, но виднелась темная полупрозрачная шторка, за которой угадывались штырьки разъемов.

Кошмар.

Бурдюков сглотнул и поискал глазами хоть кого-то, кто может разделить с ним ужас открытия. Нет, никто, похоже, не имел такого желания. Все смотрели вперед, в пустоту, в пасти здания-монстра.

Работнички! Слепые куклы! Или роботы?

Ах, если бы Бурдюков мог освободить зажатые руки, он обязательно проверил пластинку и у себя! Кажется, именно ее осматривал вчера доктор. Бурдюков запомнил это скользящее, почти интимное движение. А что он сделал потом? Выключил? Почистил и перегрузил? Неужели его, Бурдюкова, можно просто на время отключить?