был застрелен по неосторожности одним из своих солдат во время перезарядки мушкета. Осада Эра
[181] продолжается, там уже есть погибшие среди лейтенантов гвардии и солдат. Армия Шомберга
[182] в полной безопасности.
Г-жа де Шомберг снова меня возлюбила, поэтому наш барон[183] купается пока в лучах благосклонности своего генерала. Этот хвастунишка бездельничает, как, впрочем, и все остальные; пусть себе поскучает; если захочет контузию какую получить, то пусть сам себе ее и устраивает. Да хранит их всех Господь в этой праздности! Таковы, милая моя, все эти утомительные детали: либо они покажутся Вам скучными, либо придутся по сердцу, вот только безразличной остаться не дадут. Хоть бы у Вас случилось то самое настроение, когда Вы мне порой пеняете: «Ах, так Вы не желаете со мной говорить, так за что же тогда я обожаю свою мамочку, которая скорее умрет, чем вымолвит хоть словечко». Ну а коли вам взгрустнется, так это не по моей вине, как, впрочем, и Вашей вины не было, когда я опечалилась смертью Рюйтера[184]. В Ваших письмах случаются порой воистину божественные строчки.
Вы так занятно пишете про свадьбу, и это радует. Рассудок взял-таки верх, только вот поздновато уже. Постарайтесь, чтобы господин де Ла Гард на меня не гневался, и, как всегда, мои приветы г-ну де Гриньяну. Общность взглядов на Ваш отъезд вновь делает нас друзьями.
Вы полагаете, что я заострила свое перо исключительно для того, чтобы восхвалять доблести господина Главного[185]. Что ж, не без этого, однако мне казалось, что мой рассказ о его страстном желании возвыситься или, на худой конец, получить звание маршала Франции, как в старые добрые времена, больше походил на подтрунивание. Однако как это Вас задело; мир, увы, так несправедлив.
Вот и Бренвилье[186] так же казалось. Никогда прежде такое обилие преступлений не рассматривалось столь благосклонно; ее даже толком и не допросили. Кто-то внушил ей надежду на помилование, да так крепко, что она и мысли о смерти не допускала, уже на ступенях эшафота неожиданно произнесла: «Все ведь обойдется?» Наконец-то ее прах развеян по ветру, исповедник же, однако, говорит, что она святая. А ведь господин Председатель лично ей этого чудо-духовника[187] выбирал. Впрочем, Вам ведь случалось видеть карточных шулеров? Они тоже тасуют, тасуют колоду, а потом, отвернувшись, предлагают вам вытащить карту. Вы ее вытягиваете: во всяком случае, Вам кажется, что это Вы ее сами тянете, на самом же деле Вам ее ловко всучили. Беспроигрышный вариант. Маршал де Вилеруа сказал недавно: «После этого дела Пеннотье точно пойдет по миру». На что маршал де Грамон метко возразил: «Не раньше, чем прекратятся его званые обеды»
