— Ого! — выкрикнула Хелена, вскидывая голову; видно, только на это ее и хватило. Лишь погодя добавила: — А мы на чем будем пахать? На одной лошади?
— У него ответ простой: купите вторую лошадь. Заметила, как у мужика аппетит растет? Еще недавно обходился бараном или свиньей. А теперь подавай ему вола или корову.
Хелена помолчала, задумавшись, и неожиданно спросила:
— А почему бы и тебе не записаться в партию? Моленда, вон, уже поумнел, и Калуский, а ты…
«А ты, а ты?» — Стефан повернулся спиной к жене. Никогда еще она не вызывала у него такой неприязни, если не сказать отвращения, и это только усугубляло его беспомощность — он не знал, что ей ответить, как объяснить… До сих пор все шло как надо, словно подчиняясь непреложным неписаным законам, а сейчас начинаются перемены, с сегодняшнего дня дорожка повернула куда-то не туда.
Поэтому лучше стоять себе у окна и смотреть на поле, на пустой проселок, который плавно огибает гору и карабкается на выглядывающую из-за поворота макушку колокольни. Но вдруг на дорогу выскочила Люцина. Борясь с ветром, она во весь дух припустила в сторону деревни, однако внезапно остановилась, подумала и столь же стремительно повернула обратно к дому — видно, что-то забыла. В какой-то момент, подняв лицо к окнам на втором этаже и не замедляя бега, она уставилась на Стефана — рыжий зверек, разъяренный, пышущий злобой. Стефан уже хотел было подозвать Хелену, поделиться и этим зрелищем, и впечатлением, но сдержался. Он знал, как Хелена ненавидит девчонку; незачем лишний раз заставлять жену на нее смотреть. Стефан не столько понимал, сколько ощущал смутно, что столкновение двух ненавистниц резко увеличит общий потенциал ненависти, ее мировой запас; тут свой, престранный, счет: один плюс один вовсе не два, а сто.
Девчонка на минуту забежала в дом, выскочила и опять понеслась в сторону деревни, полетела, как на пожар, сама точно рыжий язык пламени, высоко над дорогой, поджигая яблони, неутомимая и неудержимая; пожалуй, прав был Саранецкий, говоря, что она всю ночь будет шастать туда-обратно. А когда Хаттвиги уедут, будет долго хранить им верность; с ней деревня получит что-то от Эрны и Пауля, и неизвестно еще, какие костры разгорятся со временем из этой маленькой искры.
— Может, поешь чего-нибудь? — спросила Хелена.
— А что у тебя есть?
— Сыр, масло, мясные консервы…
— Давай попозже.
Стефан оторвался от окна и подошел к Хелене, которая, присев на корточки, разводила в печке огонь. Положил руку жене на голову, ласково взъерошил волосы.
