Макензи тяжело вздохнула, соглашаясь с Джокером. Хотя вообще-то он не рассказывал ей об этом. Никому не говорил, что у него нет родителей. В его школе думали, что они на острове, на острове думали, что они на материке. Только он и миссис Коллинз знали правду. Не то чтобы они врали, просто не говорили всей правды. Те, кто мог знать историю жизни бабушки, уже давно умерли. Те, кто мог знать историю Джокера, не могли узнать всей правды.
Когда Макензи поняла, что ей только что сказал друг, она замерла.
– Да, у меня есть только бабушка. Где родители – не знаю.
Поставив чашки на пол, чтобы не разлить, она обняла Джокера, придавив его спину к холодной стене.
Макензи быстро сбежала от него после конца занятий. Он последовал за ней, не окликая, и увидел, как она зашла к Джокеру. В груди жгло, словно он выпил бурбона.
Арлен быстро удалился от холма Коллинзов, не дожидаясь, пока его стошнит. Как нарастает горящая злость у него в груди, на остров обрушиваются волны. Арлен видит издалека, как они бьют где-то посредине высокого маяка. Бросив вещи в доме, он выходит на черный песок.
– Я нашел ее, – говорит он потемневшему от бури пространству. – Этой осенью вы ее получите.
Волны высокие, но ложатся перед Арленом, только ноги омывают.
«Без второго не приводи. Без второго она никто. Мы заберем всех».
– Кто второй?
«Тот, кто с ней. Кому она принадлежит».
– Что? Я не понимаю.
«Двоих! Больше не приходи без них!»
Последняя волна накрыла Арлена ледяной дрожью. Он стоял и смотрел в океан, вглядывался в темноту всю ночь, боясь гнева волн. Но они лишь нагоняли на остров шторм и грозы.
Макензи осталась у него. Ее родители попросили бабушку оставить девушку здесь, так как опять начался жуткий шторм и Мак не могла идти домой. Джокер без разговоров оставил ее у себя. Им не впервые спать вместе – летом он часто у нее оставался, защищая от страхов, пряча в своих руках.
Сейчас он лежал, прижавшись спиной к холодной стене, а на краю – Мак, и он прижимает ее ближе к своей груди, зарывшись лицом в ее холодные волосы. Он чувствует, как на коже девушки появляются мурашки от его дыхания. Сначала она лежит, прислушиваясь к Джокеру, просто по привычке, – вдруг ему неудобно или что-то нужно, вдруг надо что-то сделать для него. Но Джокер лежит удобно, удобнее, чем когда сам по себе, тело Макензи идеально вписывается в его объятия. Словно оно создано для его объятий, словно его объятия созданы для ее тела; одна его рука под ее шеей, другая лежит на ее плоском животе, чувствуя тепло кожи сквозь ткань футболки. Наконец Мак расслабилась, прекратив прислушиваться к телу Джокера, и уснула.
