Пленница тирана | страница 89



Какой же он все-таки подонок, — этот мерзавец, разбивший мою жизнь!

И снова проваливаюсь в полусон.

Кажется, — все вижу, даже свет из маленького окошка над самым потолком. Как он тускнеет, как появляются длинные тени на полу… А пошевелитья не могу, — нет сил. И глаз открыть — тоже не могу. И проваливаюсь, — проваливаюсь в болезненные и блаженные видения, — туда, где я счастлива, где рядом со мной лежит тот, кого люблю, гладя меня по волосам, по плечам, шепча слова, полные нежности и страсти, лаская…

.

Нежные руки скользят по шее, ласкают губы, обжигающе прикасаются ниже, к животу, — и я податливо выгибаюсь навстречу.

Сквозь сон ощущаю жар, охватывающий — медленно, с нарастающей силой, дергающий пламенем где-то внизу живота, — никогда еще ощущения не были такими жгучими, такими яркими.

Хриплый голос что-то шепчет, горячее дыхание обжигает кожу, — и меня обволакивает сладкой негой, бросая в мелкую будоражащую дрожь.

Кирилл никогда еще не ласкал меня так, — а, может, просто сейчас моя чувствительность раскрылась ярче?

И хочется, — безумно хочется этих жадных, страстных ласк, этих рук, — везде, на всем теле, на каждом его изгибе и каждой клеточке.

Задыхаюсь, плавясь — от прикосновений, от голоса, от рваного дыхания, — отдаваясь раскрываясь, распахиваяясь навстречу, желая только одного, — чтобы не останавливался, чтобы это не заканчивалось, растворяясь в жарком тепле, что разливается внутри…

Губы втягивают мой сосок, — и меня простреливает насквозь. По позвоночнику, ниже, острыми иголками сумасшедших вспышек в пальцах на ногах.

Затапливает страстью, наслаждением, — и одновременно нежностью какой-то странной, дикой, — и я дергаюсь навстречу рукам, которые уже опустились по животу в самый низ, раздвигая складки, с ума сходя от нетерпения почувствовать более мощные, более глубокие ласки нетерпеливых рук, и… И больше. Намного больше.

Стон сам вырывается откуда-то из грудины, — не из горла, — из груди, из набухшего сокровенного, из низа живота, — из всего моего естества, — и я распахиваю глаза, когда снова насквозь, так сумасшедшее простреливает меня всю — теперь до каждой клеточки всего тела — и внутри и снаружи, — от резко втянутого в его губы соска.

И — задыхась.

Сумасшедше, бешено, безумно задыхаюсь, начиная биться под ненавистными руками, как рыба, выброшенная на берег.

Это не он! Не Кирилл, которого я видела так явственно, будто и не сон вовсе. Нет!

Это — тот, кто лишил меня всего!