А Маниз — он никогда не угрожает. Он всегда поступает так, как сказал. Всегда.
Ничего не оставалось, как прикусить губу и замолчать.
И закрыть глаза.
То, что он в них видит, — свои чувства, — я контролировать не умею.
Но… Может быть, последняя попытка? Может, он все же сжалится?
— Я… Не шлюха… — выдыхаю на одном дыхании, глядя на него со всей мольбой, на которую способна.
— Я не шлюха — мне самой кажется, что я кричу так громко, что разрывает барабанные перепонки, потому что этот крик вылетает из самой глубины души
Но на деле мои слова оказываются совсем неслышны, и я просто беззвучно шевелю губами…
Надеясь, — на что? На то, что этот ужасный человек не так уж и ужасен? Что он поймет, почувствует, что я не такая и отпустит меня? Даааа…
Я ведь действительно — совсем не шлюха…
Моя жизнь была с самого рождения такой же, как и у миллионов самых обыкновенных детей.
Отца перевели сюда по работе, он преподавал в нашем университете, мама работала в детском саду воспитательницей.
Ничего особенного, жили мы не в роскоши, но и не бедствовали.
Да, в чем-то у нас было даже привилегированное положение, — к отцу приходили родители студентов, всегда чтобы о чем-то попросить за свое чадо.
Он был человеком принципиальным, взяток никогда не брал, за что его недолюбливали и на работе и многие родители, с которыми он отказывался решать вопросы экзаменов или поступления за деньги, — но, в сущности, те, кто были достаточно богаты для решения таких вопросов, находили способ и решали все в обход отца.
Так что особенных врагов у него все же не было.
Ну, а у нас всегда были бонусы в виде несколько более доброго отношения и разных вкусностей, которые почти мешками приносили и маме и папе на работе, в основном перед праздниками.
Мне даже завидовали, — подруги всегда говорили, что ко мне другое отношение, — и в детском саду, что, в общем-то, не так и верно, потому что мама, наоборот, просила, чтобы ко мне относились построже, не желая, чтобы я выросла слишком избалованной, и в школе, где многие преподаватели были выпускниками отца.
Что сказать — да, я была всю жизнь любимым и потому беззаботным ребенком.
У меня, как и у брата, всегда было все, что нужно.
И единственные беды, которые я знала, — это Кирилл, лучший друг моего старшего брата.
Ослепительный красавец, — такой высокий, что мне приходилось задирать голову вверх, чтобы посмотреть ему в глаза. А смотреть в них я могла бы бесконечно, — пронзительные, ярко-голубые, они казались мне чудеснее самого неба! И сердце каждый раз пропускало удар за ударом, когда он, чуть наклонившись и прищурившись, смотрел на меня в ответ…
