А теперь понимаю, — меня действительно, — просто выбросили.
И — не бандит этот, не Морок.
Брат и тот, кого любила. Те, кто был дороже всего на свете. Те, кому доверяла больше, чем самой себе.
Выбросили, — из памяти, из собственной жизни, — и продолжают жить.
Как ненужный мусор.
Они….
Меня….
А я ведь — еще переживала!
Думала, — как Кир перенесет то, что другой мужчина ко мне прикасался, брал меня, лишил невинности. Пусть не по моей воле, пусть без нее, — и все же. Господи! Какая же дура! Так переживала, как он это воспримет!
Хочется сжать руками подушку, — по посинения пальцев, до ломоты в них, — и реветь. Громко, в голос, — пока не отрублюсь или не охрипну.
Это страшно, — ощущать себя настолько жалкой, настолько никому ненужной. Будто весь мир — в один вдруг миг, — и только для меня, единственной, — оказался пуст.
Никому не нужна…
Гулом вагонных колес в висках. Никому…
Срываюсь на ноги, иду в душ, долго стою под горячими струями, не чувствуя ни жара, ни того, как сильно лупят они по коже. Заглядываю в зеркало, с каждым шагом заставляя ноги двигаться, сгибаться, перестать быть деревянными.
Надеваю через голову платье, накидываю сверху вязанный кардиган, очень кстати оказавшийся в шкафу, и решительно толкаю дверь своей каморки.
Конец первой части.
