Ближе к утру спалось уже крепко и безмятежно, даже будильник показался лишним. Но я привыкла бегать в шесть утра, правда, беременной уже просто ходила разрешённое расстояние с небольшими передышками, каждый день и в любую погоду. Байту тоже нравились прогулки, как только он видел, что я начинаю собираться, так сразу же подбегал к двери, садился и начинал царапать ее лапой и скулить, изредка оглядываясь, насколько серьезно человек отнесся к его намекам.
На улице телохранители сразу же пристроились ко мне за спину, еще и в компании с заспанным, растрепанным мужчиной, который представился моим личным доктором. Он прочитал целую лекцию о правильно составленном режиме и вреде столь ранних подъемов, несколько минут изучал цифры на моем фитнес-браслете, после нахмурился еще сильнее и тоже поплелся следом. В такой компании сложно оставаться незамеченной, но я надеялась, что местные еще спят.
Парк начинался буквально в паре сотен метров от дома Киарин, который пока никак не получалось назвать «моим». И дорога, ведущая от него делилась на две части: одна уходила к трассе, вторая — уменьшалась и сворачивала в парк, сейчас почти скрытый туманом. Только высокие тени деревьев выступали над ним, причудливые и резные, из-за частично опавших листьев. Байт почти сразу облаял ближайший куст и натянул поводок, увлекая за собой.
Парк не пестрел клумбами и узорами из тротуарной плитки, напротив, он больше походил на настоящий уголок дикой природы, чем на облагороженный участок зеленых насаждений, выполненный строго по плану. Зато здесь можно было бродить где угодно и даже столкнуться с оленями, совсем не боящимися людей. Зато от громкого и шебутного Байта животные бежали так, что я не успела толком разглядеть и сосчитать их. А бестолковый пес заманивал все дальше вглубь парка, прочь от блеснувшего водой озера, куда хотелось бы пойти мне. Оклики и натянутый поводок нисколько не смущали его, только веселили еще больше.
За очередным изгибом дорожки, укрытым разросшимися кустарниками я почти налетела на Гаррета. Он на кулаках отжимался от земли, устроив ноги на высоком бордюре. Губы его беззвучно шевелились, подсчитывая количество движений, в наушниках громыхала музыка, а вены на предплечьях, приоткрытых закатанными рукавами, вздулись от напряжения. Дышал он часто, но точно в ритм собственным движениям, по лбу катились капли пота, а линией напряженной спины, перетекающей в крепкие ягодицы можно было любоваться вечно.
