«Если вы не выйдите оттуда сейчас же и не будете со мной разговаривать, Элин, мне придется вас госпитализировать».
Я послушно вышла из шкафа и села. «В Китае идет война», — сказала я. «Нужно быть хорошо вооруженным. Вы Бог? Вы когда-нибудь кого-нибудь убивали?»
«Нет, нет, не убивала», — сказала она спокойно. «Элин, если после нашей беседы вы вернетесь в свою комнату, как вы думаете — вы потерпите до конца выходных?»
Я покачала головой. Мой рот выдал еще порцию тарабарщины.
Она позвала еще одного врача, молодого социального работника, невысокого и крепкого, с видом, явно не допускавшим никаких глупостей. Он хороший, подумала я. Не страшный. Пока не страшный.
Задав мне еще несколько вопросов и не получив ничего за свои труды, они объявили, что, по их мнению, лучше всего дать мне немного лекарства.
«Оно называется трилафон», — сказала женщина. «Это нейролептик. Он поможет вам справиться с вашим спутанным мышлением».
Я хорошо знала, что такое нейролептик — это психотропный препарат с ужасными побочными эффектами, сильнейшее успокоительное, от которого руки и ноги начинают бесконтрольно дрожать (и иногда это необратимо), и в худшем случае от него можно и умереть. Да я ни за что не буду принимать их дурацкий препарат. Почему я должна принимать лекарство только потому, что я говорю то, что другие думают, но, по какой-то причине, не говорят? Мы все думаем так, наш мозг таков; а вовсе я не нервнобольная и вообще не больная. Не сказала ли я это вслух? Я не была уверена.
Это двое позвали третьего — главу психиатрической службы, низенького седого пожилого мужчину. Угрюмого. Заслуженного. Все трое убеждали меня принять лекарство.
«Нет, нет», — говорила я. — «Я не могу этого сделать. Позвоните мужу моей подруги Джин, Ричарду. Он невролог. Они знают меня по Англии, но они сейчас живут в Вашингтоне — они вам скажут. Ричард знает все про мой разум, он знает, что мне лучше сделать».
Они качали головами. Они начали мне казаться куклами. Марионетками. «Элин, если вы не согласитесь принять лекарство, возможно, нам придется положить вас в больницу».
Эти слова пронзили меня, как молния, и заставили меня сфокусироваться, начать следить за собственной речью и словами, камушками падающими изо рта. «Ничего этого не нужно», — сказала я твердо. — «Даже просто проведя время здесь, поговорив с вами — я уже чувствую себя лучше. Если вы меня отправите в больницу, они меня сразу же отпустят. Вы не можете силой удерживать человека, который так разумно себя ведет, как я. Я выйду отсюда немедленно».
