Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении | страница 88



Однажды во время разговора с Эмили я отвернулась от нее и увидела позади себя бородатого костлявого человека с дикими глазами, держащего большой нож и готовящегося атаковать. Я задохнулась от ужаса. Галлюцинация тотчас же исчезла.

«Элин, что такое?» — спросила Эмили.

«Ничего», — сказала я. «Все в порядке».

* * *

Всего лишь спустя две недели после начала семестра я больше не могла этого переносить, и решила, что мне нужно сходить в студенческую клинику. На первом приеме я встретила американскую версию доктора Барнса, довольно незадачливого молодого психиатра, который лечил меня в Оксфорде. Начинающий интерн, доктор Бэрд, была явно захвачена врасплох моей нечленораздельной болтовней. Тому, как я говорила, можно подобрать технический термин «словесный салат» (когда кто-то говорит слова, сходные по звучанию, но не связанные по смыслу друг с другом) — хотя в моем случае «фруктовый салат» подошло бы больше.

«Меня зовут Элин. Они меня называли „Элин-Элин, выше ели“. В школе. Куда я ходила. Где я сейчас и где у меня проблемы».

«Какого рода проблемы?» спросила она.

«Есть проблема. Прямо тут в Ривер Сити. В доме нью-хейвенцев[12]. Где нет гавани, ни новой, ни старой. Я просто ищу гавань. Вы можете мне дать гавань? Или вы слишком молоды? Почему вы плачете? Я плачу, потому что голоса подошли к концу своего времени. Время слишком старо. Я уже убила множество людей».

«Ну, э, послушайте, Элин», — начала она, посмотрев сначала в свою записную книжку, потом опять на меня. «Мне кажется, у вас какие-то психологические трудности. Есть такое понятие как мания, которое описывает фиксацию на ложном убеждении, не основанном на реальности. Кажется, именно это с вами и происходит».

Я поблагодарила ее за лекцию. Она закрыла записную книжку и сказала, что примет меня на следующей неделе.

Выходя от нее, я испугалась. Все выходило из-под моего контроля, а я не знала, куда бежать за помощью. Единственный человек, который, я знала, мог бы помочь мне, был по другую сторону океана. Больше всего меня волновало, кто может случайно пострадать, если моя голова действительно взорвется. Феномен «молчаливого наблюдателя».

Парой дней позже, в пятницу после полудня, я убедилась в том, что я не продержусь эти выходные, и пошла на прием к дежурному врачу в студенческой медицинской службе. Психиатр на дежурстве была приятной и более знающей, чем та молодая женщина, которая принимала меня в прошлый раз; эта молодая специалистка по душевным болезням говорила с латиноамериканским акцентом и выражала крайнее сочувствие. Но, однако, уже через несколько минут после начала нашей встречи я быстро решила, что мне нужно вести мою часть нашего разговора изнутри небольшого одежного шкафа. Я встала и направилась к нему, и затем втиснулась вовнутрь. Но она не стала мириться с таким поведением.