* * *
Со временем я построила настоящие дружеские отношения, особенно с тремя другими студентами: Дайной и Патриком, оба были британцами, и Сэмом, земляком-американцем. Дайна была высокой и очень худой, как и я, хотя она чаще одевалась как модная младшекурсница, чем как ученый из Оксфорда, кем она была на самом деле. Вскоре после окончания колледжа она попала в больницу с депрессией, из-за чего я чувствовала себя похожей на нее и не такой странной. Патрик, с другой стороны, был очаровательным, непринужденным, уравновешенным и явно в ладу с самим собой.
Сэм, тоже довольно высокий и красивый, с огромными выразительными глазами — часто беспокоился о деньгах и психовал, даже больше меня, по поводу своей учебы. Несмотря на долгие часы утомительной работы, он сомневался, сможет ли он справиться с нагрузкой и вовремя получить степень. Хотя у него была подружка в Лондоне, он казался еще более одиноким, чем я; он играл на гитаре (сам писал музыку) и часто разговаривал сам с собой во время прогулок по колледжу. Его поведение (как и пребывание Дайны в больнице) убедило меня, что я была не одна такая «с приветом».
Мы вчетвером вскоре стали не разлей вода. Мы готовили еду вместе или ходили в Брауне, ресторанчик на севере Оксфорда, где сносно готовили американские и британские блюда. Мы не ходили в кино и не смотрели телевизор; в попытке быть культурно просвещенной я ходила в оперу пару раз, но мне не очень понравилось. Вместо этого мы проводили бесконечные часы в разговорах за полночь, сидя или в общежитии, или, когда погода позволяла, на его крыше, около дымовой трубы.
Как всегда это бывает, по мере того, как дружба крепнет, и ее новизна исчезает, друзья расслабляются, и наконец-то я стала рассказывать своим друзьям о себе, выкладывая все, даже самое неприятное, как на исповеди — это было честно — после того, как они рассказали мне о себе. Учиться доверять, учиться, какими из секретов можно было поделиться — все это было частью той труднопроходимой местности, на которой я училась ориентироваться.
Итак, они знали, что я время от времени ложилась в больницу, а сейчас проходила сложный период работы с психоаналитиком. Тем не менее, я отчаянно пыталась скрыть целые части своей натуры. Я знала, например, что лучше не делиться своими бесконечными бредовыми идеями относительно зла — особенно теми, в которых я считала себя самим злом, а также о моей полной уверенности, что я была способна на ужасные акты насилия. Не то, чтобы эти мысли были дурными; я была уверена, что каждый человек так думает, но знала, что лучше об этом не говорить; точно так же, как все пускают газы, но не в присутствии других. Но как бы сильно я ни старалась держать язык за зубами, ненароком я все же умудрялась что-нибудь отчебучить — например, в ту памятную ночь, когда мы все сидели на крыше, и я мимоходом упомянула, что я убила тьму тьмущую детей.
