Я повторяла ее имя. Элизабет Джоунс, Элизабет Джоунс. Я отчаянно надеялась, что это Элизабет Джоунс поможет мне вернуть то, что осталось от моей жизни.
Я приехала в Оксфорд целеустремленной и даже идеалистической молодой женщиной. Я хотела встретить новых друзей; я хотела, чтобы меня любили. Я хотела учиться тому, что я любила, делать успехи, получить степень и присоединиться на полных правах к сообществу ученых, которое я так уважала. Но ничто из этого не осуществилось. За все мои усилия я заработала только стигму душевнобольной. Много лет спустя, слова в отчете доктора Сторра кажутся провидческими: «Для такой личности — либо анализ, либо ничего».
* * *
Кабинет Элизабет Джоунс был собственно комнатой на втором этаже ее типичного старого и немного старомодного оксфордского дома, построенного более ста лет назад. Сама миссис Джоунс, поприветствовавшая меня на пороге, была высокой, ширококостной и величавой, в длинном цветастом платье, которое касалось носков ее туфель. Она была, бесспорно, самой некрасивой женщиной, которую я когда-либо видела.
«Здравствуйте, доктор Джоунс. Меня зовут Элин Сакс», — услышала я свой голос, как будто идущий со дна колодца. Мои руки были потными и дрожали; меня раздирали надежда, что она сможет помочь мне, и страх, что она не сможет. Или, может, даже не захочет.
«Пожалуйста, проходите», — любезно сказала она. «Давайте присядем и поговорим. Между прочим, я психоаналитик, Элин, я не врач. Пожалуйста, называйте меня миссис Джоунс».
Не врач? Я встревожилась; она знает, что она делает? И если нет, то что мне оставалась? Я не уверена, что у меня был другой выбор.
Миссис Джоунс провела меня в маленькую гостиную, в зеленых и коричневых тонах. Комната не была захламленной, но и не была чистой и опрятной. Позже я узнала, что у нее был второй офис (во втором доме) в Лондоне; этот, в Оксфорде, был скромным и явно жилым. Я посчитала это приглашением на ее частную территорию, что дало мне основание думать, что я могу ей доверять.
Как только миссис Джоунс и я сели, она объяснила мне, как работает психоанализ. После моей выписки из больницы (через несколько недель) мы будем встречаться три раза в неделю. Когда в ее расписании появятся два других окна, тогда я буду приходить к ней пять раз в неделю, платя ей по восемь фунтов за каждый сеанс — приблизительно эквивалент двенадцати долларов в конце семидесятых. Психоаналитик такого же калибра в Штатах стоил бы мне во много раз больше. Она установила только одно правило для нашей совместной работы: я должна была рассказывать ей все, что приходило мне в голову, каким бы щекотливым, постыдным, банальным или неуместным это ни могло казаться. За все годы, что мы проведем вместе, я нарушу это правило только один раз: я никогда не сказала миссис Джоунс, какой некрасивой она мне казалась.
