; еще одна семейная легенда гласила, что, для того, чтобы впечатлить своих будущих свекра со свекровью своей кошерностью, моя мама, чья семья никогда не соблюдала кашрут и даже не знала его правил, по ошибке заказала лобстера на ужин в тот день, когда мой папа представлял ее своим родителям.
Внешне казалось, что моя семья была очень благополучной — как на обложке журнала, нарисованной Норманом Роквеллом, или из доброго комедийного телевизионного сериала пятидесятых. И действительно, моя мама была, как сейчас бы ее назвали, «домашней мамой» или домохозяйкой. Она всегда была дома, когда мы возвращались из школы, следила, чтобы мы обязательно перекусили — до сих пор хлопья с холодным молоком для меня «еда из детства». Мы всегда ели вместе всей семьей, и хотя мама не много готовила (готовила домработница, а со временем мой папа пристрастился к готовке и очень в ней преуспел), в буфете всегда был пирог (хоть и магазинный), в холодильнике свежие фрукты, и свежее белье в наших шкафчиках.
Однако за красивым фасадом все было сложнее, как и в любой семье. Как и у всех родителей, у моих были и сильные и слабые стороны. Они были очень близки; на самом деле, они получали гораздо больше удовольствия в компании друг друга, чем с другими людьми, включая иногда и собственных детей. Как и многие пары пятидесятых годов, их сложно было представить отдельно друг от друга. Моя мама всегда была очень нежной с папой на людях, он с ней — не очень, хотя никогда не бывал пренебрежительным или грубым. Но всегда было понятно, что он был главным. Для моей мамы девизом всегда было: «Все, что ты захочешь, дорогой!», как это было и для ее мамы. Если у нее и были какие-то карьерные амбиции, когда она пошла в колледж, я никогда о них не знала; хотя она была центральной фигурой в успешном антикварном бизнесе, который мои родители начали вместе. Но все равно, ничто не изменилось в их отношениях за прошедшие годы. Недавно моя мама призналась, что она отказалась от своих политических взглядов, чтобы разделить взгляды моего отца.
Со своей стороны, несмотря на чувство юмора, зачастую граничащее с непристойностью, мой отец мог быть очень бескомпромиссным в своих мнениях и реакциях. В его отношении к другим людям всегда была нотка подозрительности, особенно когда дело касалось денег. В этом он был копией своего отца.
Мои родители никогда не скрывали своего отвращения к религиозному фанатизму и расизму. Например, мы могли ругаться любыми словами, но любые расовые или национальные комментарии были всегда полностью запрещены. Каким бы провинциальным Майами ни казался в то время (мой отец часто говорил, что у этого города были все недостатки больших городов и никаких их преимуществ), напряженные отношения между афро-американцами и кубинскими иммигрантами и беспорядки в 1970-м (во время которых полиция не раз беспокоила нашу афро-американскую домработницу), научили нас, что даже знакомый пейзаж в тумане предрассудков может непредсказуемо измениться.
