Наиболее сильным побочным эффектом амитриптилина был седативный — моя речь сразу же замедлилась, возбуждение снизилось, и мир вокруг меня, казалось, двигался в замедленном темпе. У меня все время было сухо во рту, и постоянно кружилась голова. Дискомфорт, который я испытывала, не уступал моей решимости закончить то, что я начала, как бы меня ни раздражала медленная работа моего мозга. Хорошей новостью было то, что я сразу же стала спать по ночам, а я даже не могла вспомнить, когда это было в последний раз — позапрошлым летом?
На нашем первом терапевтическом занятии после того, как лекарства начали действовать, доктор Хамильтон спросил меня, как я себя чувствую. Я упомянула побочные эффекты, потом задумалась на секунду. «Странно, но я чувствую, что я не так сердита», — сказала я ему.
«Это очень интересно», — сказал он. — «Действительно».
Только в этот момент я поняла, насколько сильную ярость я испытывала, направленную в основном против самой себя. Как будто я носила на спине большой мешок с песком, а теперь часть песка — совсем немного — просыпалась. И теперь, когда мой груз стал всего лишь чуть-чуть легче, может быть, я смогу начать другую тяжелую работу.
* * *
Я сразу же прониклась доверием к доктору Хамильтону — он был очень приятным человеком, в том числе и внешне. Его мать была иностранкой, он не выглядел и не вел себя как классический британец; он был более открытым и дружелюбным, чем все, кого я встретила в Оксфорде. Он легко шутил, разговаривал со мной, как будто мы были друзьями, было видно, что он беспокоится обо мне. Я с нетерпением ждала приемов, какими бы сложными ни были наши разговоры. Это был человеческий контакт, и именно этого мне так не хватало.
Хотя он и выслушивал мои полные пессимизма мысли и чувства, я видела, что доктор Хамильтон выказывал к ним мало интереса; вместо этого он целиком фокусировался на том, что, по моему мнению, могло помочь избавиться от них. Вместо того, чтобы рыться в моем прошлом или бессознательном, он целиком фокусировался на моем настоящем — что мы можем сделать, чтобы улучшить ситуацию «прямо сейчас» и как мне выбраться из моей депрессии. Он вносил простые, конкретные предложения, как, например, составить список и расписание, чтобы помочь мне уследить за тем, что я должна была делать (и за тем, что я все время забывала делать, например, постирать себе одежду), но при этом постараться себя не перегрузить.
Его подход сочетался с ежедневными групповыми занятиями, которые я посещала, где меня поощряли достигать небольших целей — например, найти хорошее слово в игре «Эрудит» или помочь накрыть стол к обеду. Это было простыми достижениями, которые я всегда раньше принимала как само собой разумеющееся, но которые теперь позволяли мне гордиться своим мастерством.
