Собеседование явно закончилось. Мы обменялись вежливыми «спасибо-досвидания», и я неловко удалилась, не имея ни малейшего представления, ни что они обо мне подумали, ни какие у меня были шансы. Бездарно. Безнадежно. С чего бы им поддерживать такую неудачницу?
К счастью, интервью с комиссией Роде прошло более успешно, как будто собеседование с комиссией Маршалла было генеральной репетицией. Вопросы были сходными, ответы дались мне гораздо легче. Я произвожу хорошее впечатление, думала я. Я выгляжу нормально. Однако когда меня спросили, занималась ли я какими-нибудь видами спорта, здравый смысл опять подвел меня — в попытке остроумного ответа я сказала, что моим основным спортом было поднести ко рту шестьдесят сигарет в день. В ту же секунду, как я это сказала, я поняла, что это было ошибкой, как фальшивая нота, как громкий гонг во время чаепития. Члены комиссии написали в отчете, что они бы рекомендовали меня на следующий тур отбора, если бы не полное отсутствие физических упражнений в моей жизни.
К счастью, ни моя привычка к никотину, ни моя неуклюжесть в общении не помешали комиссии Маршалла. К моему великому изумлению, меня приняли на курс бакалавриата по философии. Грант Маршалла оплачивал обучение, а также обеспечивал мне стипендию на проживание в британских фунтах — а фунт был тогда сильным. Если я буду разумно планировать расходы, у меня даже будет немного оставаться. В августе я поеду в Оксфорд и стану членом колледжа Корпус Кристи.
Как ни была я этим горда, мой постоянный конфликт между желанием быть признанной и нежеланием выделяться проявлялся в том, что остаток лета, когда мои собеседники думали, что я еду учиться в колледж Корпус Кристи в Техасе, я их не разубеждала.
После окончания университета Вандербильт в июне 1977-го я вернулась на лето в Майами, к семье. В Майами я летела, как чумная: я была разбита горем прощания с Вандельбильтом, перспектива возвращения домой и будущая учеба в Оксфорде страшили меня почти до колик. Периоды перемен были для меня всегда трудными — счастливыми для меня были времена с предсказуемым распорядком дня, который я разработала и соблюдала — но на этот раз все навалилось сразу. Библиотеки Вандербильта, Кампус Гриль, здания, дорожки и деревья, места, по которым я гуляла каждый день, друзья, которые у меня наконец-то появились, расписание, которое регулировало чуть ли не каждую минуту моего дня — все это придавало четкий порядок и управляемость моей жизни, а теперь это закончилось. И по мере того, как проходили летние дни в Майами, плавящимся от жары и влажности, а мои домашние приходили и уходили по своим делам, я превращалась в развалины.
