погубляет
вся глаголющия лжу: мужа кровей и льстива гнушается Господь и
не преселится к Нему
лукавнуяй (Пс. 5:5–7). Посему ничто не вредит чистейшему. Если занимающиеся врачебным искусством, врачуя язвы, не получают сами язв, но больным доставляют здравие, сами же не терпят от них никакого вреда, то тем более наилучший художник – Бог, у Которого естество бесстрастно, превыше превратностей и не допускает изменения, при уврачевании нашем не принял на Себя вовсе никакой скверны. Посему подивимся, что не Ангелам вверил врачевание наше, но Сам на Себя принял уврачевание человеков.
Так Владыка Христос, родившись, приемлет, подобно нам, и материнские сосцы, полагается в яслях (Лк. 2:7) – на сей трапезе бессловесных, сим и неразумие людей обличая, и давая видеть собственное человеколюбие, потому что, будучи Питателем, как Бог, и по человечеству делается Пищею для людей, недуговавших великим неразумием. А теперь, когда человеческое естество отложило сие неразумие и восприняло разумную силу, допускает его к Себе сия таинственная Трапеза, и сама сделавшаяся образом яслей и поучающая людей, что человек, когда был в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им (Пс. 48:13). Сперва ясли восприняли [Col. 752] эту Божественную и духовную Пищу, но когда естество наше пришло само в себя и ясно сознало в себе Божий образ, тогда пища сия перешла на трапезу словесную. Принял же Христос и обрезание и приносил жертвы (Лк. 2:2124), потому что Он был человеком и сохранением Закона должно было естеству возвратить свободу. По-человечески и бегством спасается в Египет, а как Бог – повсюду сущий и всем предстающий, как говорит Божественное Писание. Приходит и к Иоанну Крестителю и, не приняв скверны греха, приемлет крещение, чтобы исполнить всякую правду, и свыше провозглашается Отцом и указуется Духом, ибо Отец воззвал с неба: Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение (Мф. 3:17); а Пресвятый Дух, явясь в виде голубя, продолжил сей глас и показал предстоящим, Кто принявший свидетельство от Отца. После сего Владыка вступает уже в борьбу с мучителем, и поприщем борьбы делается пустыня, зрителями – сонмы Ангелов, противником – противник истины, который, сперва услышав глас и приведя себе на память пророческие предречения, устрашился борьбы и не в силах был вынести молний Его добродетели, однако же поспешил и он вступить в противоборство, хотя, помня глас, и боялся борьбы. Создатель же, Споборник, Раздаятель венцов и Подвигоположник естества нашего не страшится противоборца, не гонит прочь зверя, но вызывает его на борьбу, чтобы похитить у него прежнюю победу, соизволяет, чтобы взалкало тело, постившееся в продолжение сорока дней, но не позволяет ему превзойти меру постившихся прежде, чтобы удостоверить в Своем человечестве. Неприятель видел голод, надеялся на победу, смело решился на борьбу, увидев немощь голода, подумал, что видит первого Адама
