И хотя грех ввел неустройство, однако же Правитель всяческих и в неустройство вложил порядок, и стремление греха, как бы некою уздою, остановил законами, а бразды узды сей, как возницам, вручил правителям. Ими управляются и города, и веси, и воинства. Ибо кто мог бы вынести самоуправство обидчиков, если бы страх законов не удерживал пламя их любостяжательности? Подобно рыбам поедали бы большие меньших, если бы закон не показывал заостренного меча и пылающего костра и всего иного, что придумано начальствующими для наказания злодеев. Ибо если, когда и законы угрожают, и начальники наказывают, есть люди, которые в расположении к ближнему свирепее всякого зверя: приводят в ужас, как скорпионы, угрызают, как змеи, бесятся, как псы, и на единоплеменных рыкают, как львы на зверей иного с ними рода, [Col. 673] то что же сделали бы они, не будь законов и наказывающих начальников? Теперь же, хотя совершаются иными беззакония, однако же отваживающиеся на них, боясь законов, стараются их утаить и усиливаются прикрыть неправду искусством слова. И обиженный безбоязненно приходит к судьям, подает жалобу на обидчика, не боится его могущества, не трепещет знатности богатого, но как в пристань прибегает в суд, описывает причиненные ему обиды, просит предложить его вниманию законы и умоляет судью судить по ним. И судья произносит приговор, велит возвратить обиженному отнятое у него: дом, или поле, или сосуд, нередко же отважившегося на обиду наказывает денежным штрафом. Из-за этого-то страха и подламывающие стены, и грабители не явно, но скрытно грабят и самим стремлением утаиться провозглашают о своей боязни. Ибо иначе, взяв нож, стали бы убивать всякого встречного и грабить его имущество. Но из страха многие не отваживаются на злодеяния, да и те, кто отваживается на худое дело, подстерегают на дорогах менее людных, а в городах злодействуют ночью, взяв в помощники разбою тьму, ночь и общее безмолвие. И если двое или трое из них пойманы и наказаны по законам, то это полезный пример для других, которые, смотря на казнь подобных им нравами, начинают ненавидеть порок как причину позорной смерти. Но не знаю, как, вознамерившись объяснить причину рабства, вошел я в данные рассуждения. Поэтому время уже возвратиться к тому, с чего начал.
Что вначале Создатель всяческих единым сделал естество всех людей: от одного мужа и от одной жены наполнил целую вселенную человеческим родом, сему свидетель – Божественное Писание (Быт. 2:21–24; Деян. 7:26). А вместе с Божественным Писанием свидетельствует и природа. Получившие себе в удел страны, лежащие на востоке и западе солнца, также южные и северные, и обитающие в странах средних имеют одно устройство, то же число чувств, различаясь только нравами и цветом. Но нравы образуются обычаями и самовластием души. Сие же различие можно найти и у нас самих. А разность цвета производится положением страны. У живущих вдали от лучей солнечных тело белее, а у населяющих восточные и западные страны [ближе] к южному полюсу тело чернеет, [Col. 676] подобно дровам, которые от долгого сближения с огнем обугливаются и становятся черного цвета. Поэтому одна человеческая природа и в начальниках и в подначальных, и в подданных и в царях, и в рабах и в господах. И будучи единою, проповедует справедливость Создателя и, разделившись со временем на рабство и господство, но в рабах и в господах сохранив одно и то же отличительное свойство, обвиняет грех, произведший потребность сего разделения, и в этом самом показывает правосудие Творца, потому что тождество сущности сохранил Он до конца, а беспорядочность греха обуздал порядком верховной власти и подчинил его правилу законоположения, как и строитель корабля по нити выравнивает доски и обсекает лишнее.
