Хозяйка медленно покачала головой:
— Нет… Нет. У Игоря никого не было. Я бы знала…
Надо же, какая уверенность! Хотя… очень может быть, что такая — знала бы.
— Ну хорошо, — согласилась Арина. — Аннетта Игоревна, возвращаясь к интересам следствия. Почему я никак не могу добиться простейшей вещи — почему мне не дают возможности побеседовать с… с вашей дочерью?
Слабое качание головы:
— Врачи пока не позволяют. Вы же должны понимать — Софи пережила колоссальный шок, она сейчас не в состоянии…
— Софи? То есть вы все-таки определились, кто из них кто?
Опять слабое качание головы:
— Н-нет… — это прозвучало почти растерянно. — Просто… не могу ведь я повторять «моя дочь», тем более, что и та, что сейчас на кладбище, тоже моя дочь, — голос госпожи Бриар окреп, налился уверенностью. — Поэтому я и говорю «Софи». А на самом деле я не знаю, разумеется.
Разумеется — надо же, какое словечко любопытное.
— Вы же мать — и не знаете?
«Кукла» усмехнулась, постарев сразу лет на двадцать. Даже глаза точно утратили свой ледяной прекрасный блеск, став обычными. Небезупречными, усталыми — человеческими.
— Они действительно были как зеркальные отражения. Мы и раньше их различали только по поведению. А сейчас все так ужасно изменилось, что я — да, я не знаю.
— Но ведь если это Софи, все очень просто. Стиль ее картин абсолютно уникален. Всего-то и нужно — дать ей бумагу и карандаш. Или чем там она предпочитала работать? Акварель? Акрил?
Резкий взмах головой был категоричнее любого «нет»:
— Бесполезно. Она сейчас не рисует. Врачи говорят — посттравматический синдром, нужно время, чтобы психика восстановилась. Пока что бумага и краски ее как будто пугают.
— В таком случае естественно предположить, что это Николь, разве нет?
— Нет, — хозяйка покачала головой. — Все… сложнее. Гораздо сложнее. Она вообще другая.
— И на кого больше эта «другая» похожа?
На этот раз голова качнулась еще более резко:
— Ни на кого. Ну то есть иногда взглянет — Софи, потом вдруг обернется рывком — как Николь. Но чаще ее вообще узнать невозможно. Как в страшном сне, когда видишь кого-то хорошо знакомого, и так же ясно видишь, что это совсем не тот человек. Лицо то же, голос тот же, а… Нет, не могу объяснить. Я действительно не знаю, кто это. Она не похожа ни на одну из них. Как будто в тот страшный вечер погибла не одна, а обе. А сейчас на их месте кто-то совершенно незнакомый. Только лицо сохранилось, а человек другой. Мы тогда увезли ее в наш дом — не сюда, мы здесь практически и не жили, в особняке всегда, там и охрана, и воздух, лес рядом, и вообще. Врача вызвали еще к вам туда, когда всех допрашивали. И с собой его потом, конечно, взяли. Он ей успокоительного дал, я все поднималась посмотреть, как она спит. А наутро, когда мы проснулись, на заднем дворе, где площадка для барбекю, полыхал костер.
