Все эти планы требовали, однако, денег, и поэтому в начале ноября я опять двинулся в путь: мне предстояло петь в Триесте. На рождество я все же снова смог вернуться в Рим, но это было моей последней передышкой. В январе 1920 года я пел в Мюнхене, а в феврале очень неохотно согласился вернуться в Монте- Карло. Публика здесь не изменилась; она по-прежнему покидала зал в середине спектакля и шла играть в рулетку.
После выступлений в Монте-Карло я с марта по май ездил по другим городам — пел в Турине, Неаполе и Флоренции. В Милане мы очень подружились с композитором Умберто Джордано. Я пел тогда в его «Федоре» в театре «Даль Верме». Его свекор был владельцем гостиницы «Спатц», в которой я случайно остановился, так что мы виделись с композитором довольно часто. Немало времени проводили мы, проигрывая партитуру «Федоры». Это было чрезвычайно важно для меня, так как композитор детально объяснял свой замысел, свои намерения. И я сделал все возможное, чтобы передать их. Но независимо от этого, его общество очень нравилось мне. Джордано был очень шумным, веселым человеком, от души, как ребенок, смеялся шуткам и анекдотам.
С годами наша дружба все крепла. Другая его опера — «Андре Шенье» — стала впоследствии одной из самых любимых опер в моем репертуаре, а у меня их было шестьдесят. Опера эта больше всего подходила моему голосу. Когда много времени спустя я построил дом в Реканати, Джордано часто приезжал ко мне туда летом, и мы отдыхали с ним, катаясь на парусной лодке или играя в деревянные шары.
У меня сохранилось забавное и славное воспоминание о его милом аппетите. Однажды он заметил за обедом, что я соблюдаю специальную диету, чтобы похудеть.
— Пожалуй, я последую вашему примеру, Беньямино, — сказал он. — Мне бы тоже не мешало сбавить несколько килограммов. — Это был, разумеется, лишь тонкий намек, потому что потом он добавил: — Вы едите, по-моему, что-то очень вкусное. Можно мне попробовать?
Я ел спагетти, которые от обычных отличались тем, что в них было меньше крахмала. Джордано с аппетитом съел целую тарелку таких спагетти, потом заинтересовался тем, что едят все остальные за столом, и обнаружил, что это был рис с грибным соусом. Он внимательно посмотрел на кушанье и выразительно потянул носом.
— Послушайте, Беньямино, — решился он, наконец, — спагетти ваши были отличные. Но это, сдается мне, еще лучше. Вы не будете возражать, если я немного попробую и этого?
Немного — это две полных тарелки. После этого он уже спокойно отдал дань и всему остальному, что было на столе. С тех пор так и повелось — все время, пока он гостил у нас, он начинал обедать вместе со мной — съедал тарелку диетических спагетти — и лишь потом принимался за обед. Нужно ли объяснять, что при такой «диете» он не добился больших результатов.
